начало капитала столь же неизбежно усмотрят где-нибудь в древней Финикии. Антиисторическое понимание сущности, природы явления в данном случае оправдывается «историческими» аргументами. И ничего удивительного тут нет – понимание прошлого тесно связано с пониманием настоящего. Прежде чем рассматривать историю предмета, приходится волей-неволей отдать себе отчет в том, что такое тот предмет, историю которого хочешь исследовать. [198]
Результат применения принципа абстрактного историзма таков: за факты истории определенного явления начинают приниматься факты, относящиеся к истории каких-то совсем других явлений, тех самых, которые лишь исторически подготовили его появление. Благодаря этому фокусу данное конкретно-историческое явление превращается в глазах теоретика если не в «вечное», то во всяком случае очень древнее, гораздо более великовозрастное, веже ли оно есть на самом деле.
Ярчайшим примером такого абстрактно-исторического подхода – понимания, которое исторично по видимости, но антиисторично по существу, – может служить объяснение, данное буржуазными экономистами «первоначальному накоплению».
Буржуазный экономист тоже рассматривает этот процесс «исторически». Он легко согласится с тем, что капитал – не вечное явление, что он где-то и как-то возник. История его возникновения состоит в том, что средства производства какими-то путями сконцентрировались в руках немногих лиц. Как эта произошло исторически?
Пути эти чрезвычайно многообразны. Во всяком случае факт остается фактом: сначала средства производства сконцентрировались в руках будущего капиталиста любым путем, кроме эксплуатации наемного рабочего. Здесь играют роль и пресловутая бережливость, и собственный труд человека, впоследствии ставшего капиталистом, и удачные торговые операции, и простой грабеж, и феодальное наследство, и т.д. и т.п.
Буржуазный экономист отсюда и делает вывод: значит, капитал по своему происхождению, а следовательно, по своей сути, вовсе не есть продукт неоплаченного труда наемного рабочего. Наемный же рабочий сам «исторически» произошел из крепостного, бежавшего в город от жестокого феодала, или из разорившегося в силу своего неумения ремесленника, или из бродяги-бездельника. Иными словами, наемный рабочий создан не капиталистической эксплуатацией, а совсем иными процессами. Капиталист же, предоставляющий ему работу, начинает выглядеть как благодетель.
Здесь ясно видно, как историческое по форме объяснение превращается в средство беззастенчивой апологетики существующего положения вещей. Историческое [199] обоснование становится аргументом в пользу антиисторического понимания как процесса первоначального накопления, так и природы капитала. Капитал изображается «вечным» и «естественным» отношением именно «историческими» аргументами. И суть этого фокуса состоит в том, что история создания исторических предпосылок рождения капитала непосредственно выдается за историю самого капитала как конкретно-исторического явления.
Действительным историческим началом развития капитала является, как показал Маркс, тот пункт, начиная с которого капитал начинает строить свое тело из неоплаченного труда наемного рабочего. Только здесь начинается его специфическая, конкретная история. Первоначально же концентрация средств производства в руках будущего капиталиста может совершаться какими угодно путями, – это не имеет никакого значения для истории капитала как капитала и не относится к бытию человека, им владеющего, как к бытию капиталиста.
Первоначально он присваивает как не-капиталист, и способы, которыми он присваивает здесь продукт труда, вовсе не относятся к истории его как капиталиста. Они находятся где-то за нижней границей истории капитала, подобно тому, как процессы, создавшие предпосылки жизни, – химические процессы – лежат за нижним пределом истории жизни, относятся к области химии, а не биологии.
То же надо иметь в виду и в логике, чтобы не принять за историю понятия историю его предпосылок (абстракции вообще, слова, отражающего по смыслу общее, и т.д.).
Таким образом, становится очевидной важность принципа
Идет ли речь о возникновении товарно-капиталистической системы или об историческом становлении человека, о точке зарождения жизни на земле или о способности мыслить в понятии – проблема остается одной и той же.
Лозунг абстрактного историзма лишь дезориентирует теоретика в этом решающем пункте теоретического анализа. Ведь известно, как часто в науке принимали [200] биологическую предысторию человеческого общества за не до конца развившуюся человеческую форму существования, биологические законы – за абстрактные, простейшие всеобщие законы человеческого развития. Примером того же порядка могут служить и попытки вывести эстетические чувства человека из внешне схожих с ними явлений в животном мире – из «красоты» павлиньего хвоста, расцветки крыла бабочки и тому подобных чисто биологических приспособлений.
Историзм логического метода Маркса – Энгельса – Ленина конкретен. Это значит, что он обязывает говорить не об истории вообще, но каждый раз о конкретной истории конкретного предмета. Это, разумеется, гораздо труднее. Но научное исследование и не может руководствоваться принципом легкости, принципом «экономии интеллектуальных сил», вопреки иллюзиям кантианцев. Научное развитие может руководствоваться только принципом соответствия предмету, и если предмет сложен, то тут уже ничего не поделаешь.
Логическое развитие категорий, в форме которого совершается построение системы науки, должно совпадать с историческим развитием предмета, как отражение с отражаемым. Сама последовательность категорий должна воспроизводить реальную историческую последовательность, в которой протекает процесс формирования предмета исследования, процесс складывания его структуры.
Это – основной принцип диалектики. Но в том-то и заключается вся трудность, что конкретную историю конкретного объекта не так-то легко выделить из океана реальных фактов эмпирической истории, ибо созерцанию и непосредственному
