Диалектика абстрактного и конкретного в 'Капитале' К. Маркса

Сущность товара рабочая сила также раскрывается в «Капитале» как непосредственное тождество взаимоисключающих определений стоимости и потребительной стоимости: потребительная стоимость рабочей силы – ее специфическое качество – заключается в том и только в том, что она в ходе ее потребления превращается в свою собственную противоположность – в стоимость.

Экономические определения рабочей силы внутри товарно-капиталистической системы условий производства заключаются в этом единстве взаимоисключающих противоположностей, в их антиномическом совмещении в одном и том же товаре, потребительная стоимость которого состоит исключительно в способности прекращаться в стоимость, притом в самом акте потребления.

В тот момент, когда рабочая сила фигурирует как потребительная стоимость (акт ее потребления капиталистом), она одновременно выступает как стоимость, овеществляемая в продукте труда. Это опять противоречие в одном и том же отношении, в отношении к процессу производства и накопления прибавочной стоимости, внутреннее противоречие капиталистического процесса.

С точки зрения логики, здесь можно подметить одно важнейшее обстоятельство: любая конкретная категория «Капитала» предстает как одна из форм взаимопревращения стоимости и потребительной стоимости, т.е. тех двух взаимоисключающих полюсов, которые были выявлены в начале исследования, при анализе «клеточки» исследуемого организма, тех двух полюсов, которые в своем антагонистическом единстве составляют содержание исходной, всеобщей категории, лежащей в основании всей дальнейшей дедукции категорий. Вся дедукция категорий предстает с этой стороны как процесс усложнения той цепи опосредующих звеньев, через которые должны проходить оба полюса стоимости в процессе их взаимного превращения.

Становление капиталистического организма выступает как процесс нарастания «напряжения» между двумя полюсами исходной категории. Путь взаимного превращения противоположностей стоимости и потребительной [268] стоимости становится все сложнее. Если в акте простого обмена товара на товар взаимопревращение стоимости и потребительной стоимости совершается как непосредственный акт, то с появлением денег каждый из полюсов должен сначала превратиться в деньги, а уже потом в свою собственную противоположность. Рабочая сила предстает как новое опосредующее звено взаимопревращения форм стоимости, как новая форма ее осуществления.

Взаимно тяготеющие друг к другу полюса стоимости остаются двумя крайними точками, между которыми возникают все новые и новые экономические формы. Любая новая экономическая реальность приобретает смысл и значение лишь в том случае, если она служит взаимопревращению стоимости и потребительной стоимости, если она становится формой осуществления стоимости как живого антагонистического единства ее внутренних противоположностей.

Стоимость превращается в верховного судью всех экономических судеб, высшим критерием экономической необходимости любого явления, попадающего в процесс ее движения. Сам человек – субъект производственного процесса – превращается в пассивную игрушку, в «объект» стоимости, которая становится «автоматически действующим субъектом» процесса в целом, «самовозрастающим субъектом этого процесса» 10.

«Если в простом обращении стоимость товаров в противовес их потребительной стоимости получала в лучшем случае самостоятельную форму денег, то здесь она внезапно выступает как саморазвивающаяся, как самодвижущаяся субстанция, для которой товары и деньги суть только формы» 11, – говорит Маркс о роли стоимости в процессе товарно-капиталистического способа производства.

В этих выражениях Маркса нетрудно усмотреть скрытую полемику с самим существом гегелевской философии, с ее фундаментальным обоснованием в «Феноменологии духа». В этом произведении, заключающем всю тайну гегелевской философии, идеалист-диалектик выдвигал такое требование к науке – «постигать и выражать истинное [269] не только как субстанцию, но не в меньшей мере и как субъект» 12.

Субъект для Гегеля равнозначен реальности, развивающейся через противоречия, саморазвивающейся реальности. Но все дело в том, что такого качества Гегель не признавал за объективной реальностью, существующей вне духа и независимо от него. Единственная саморазвивающаяся субстанция для него – это логическая идея; поэтому у Гегеля и предполагается, и обосновывается, что требование «познавать и выражать истинное не только как субстанцию, но не в меньшей мере и как субъект» может быть реализовано лишь в науке о мышлении, лишь в философии, и притом в объективно-идеалистической философии.

Пользуясь в «Капитале» терминологией Гегеля, Маркс тем самым подчеркивает принципиальную противоположность своих философских позиций позициям гегельянства, показывает образец материалистической диалектики как науки о развитии через внутренние противоречия.

И если с помощью философской терминологии выразить существо переворота в политической экономии, произведенного Марксом, то можно сказать так: в его теории впервые была понята не только субстанция стоимости – труд (это понимал и Рикардо), но стоимость была понята одновременно и как субъект всего развития, т.е. как реальность, развивающаяся через свои внутренние противоречия в целую систему экономических форм. Последнего Рикардо не понимал. Чтобы это понять, надо было стать на позиции сознательной материалистической диалектики.

Только на основе такого понимания объективных законов развития, как развития через противоречия, можно понять существо логики исследования, применяемой в «Капитале», существо способа восхождения от абстрактного к конкретному.

На первый взгляд, со стороны внешней формы, это чистая дедукция, движение от всеобщей категории (стоимость) к особенным (деньги, прибавочная стоимость, прибыль, заработная плата и т.д.). Внешне движение [270] мысли очень похоже на традиционную дедукцию – деньги (а затем и прибавочная стоимость и другие категории) выступают как более конкретный образ стоимости вообще, как особенное существование стоимости. Стоимость на первый взгляд может показаться родовым понятием, абстрактно-общим,