— Не получится так. Коли воевода Градимир узнает, что его люди под кем еще, кроме него ходят, мне это не к добру. Полковому воеводе я все уже доложил. Начну сказывать иначе — тут уж он осерчает, почто ему неправду сказал. Так что, если хочешь примазаться…
— Ты за словесами-то следи, а то… — не дал договорить Виктору подьячий, но закончить так и не успел.
— Заткнись, — непроизвольно рыкнул Виктор, и подьячий тут же отшатнулся, впечатавшись в бревенчатую стену. — Ты, гнида, татей в граде проспал, а теперь примазываешься, начинаешь вешать на меня грехи, коих и в помине нет? Да даже если бы и был там товар, не ты, сука, там жизнью рисковал, не ты закон преступал, шею под топор подставляя, не тебе и грязью меня поливать.
— Ты бы поаккуратнее, десятник, тут тебе не лес, — довольно быстро пришел в себя подьячий. Если испуг и был вначале, то сейчас и следа от него не осталось. В Виктора уперся угрожающий и злой взгляд. — Отсюда еще выйти надо, не бряцай оружием. Или решил меня прямо тут убить?
— Вот тебе мой сказ. Коли хочешь примазаться, то знай, весть мне подал какой-то мужичок, внешности обыкновенной, ничем не выделяемой, опознать его не смогу, обычный такой, каких много. Подал весточку — и был таков. Мог он оказаться и твоим соглядатаем. Как это все обставить, сам решай, не моя печаль. Глядишь, еще и похвалят. И помни, я прохожу не по Разбойному приказу, а по Посадскому. Так что в мою сторону взор не вороти, не то на мне кровушки нынче много.
— Опять угрожаешь?
— Упреждаю, чтобы глупости не творил. Я не тать, а волчара битый, так что порву, как овцу, только клочья полетят. Просто забудь, что есть такой Добролюб на свете, на том и разойдемся. Я на границе — ты в граде. Все, записывай опросный лист. Не ночевать же здесь.
Показания подьячий все же записал. Поскрипел зубами в тон перышку, но долг свой исполнил. Нечего и сомневаться, не держи это дело на личном контроле сам полковой воевода, не остановили бы его никакие угрозы, Виктор уже был бы в железе. И неважно, какой крови это стоило бы. Волков внимательно прочитал написанное. Ничего лишнего, никаких особых подробностей, кратко и лаконично, все уместилось на одном листе. Поставив свою подпись, он поднялся и направился к выходу. Однако в дверях остановился и глянул прямо в глаза подьячему:
— Я тебе показал, как можешь выгоду свою поиметь, там и думу думай. А ежели решишь дать приказ меня спеленать, просто помни, что взять меня, как барана, не получится. Понимаю, не тебе вязать, не тебе и шкурой рисковать. Да только не один я, вся моя бывшая ватага нынче на службе у великого князя. И по закону мы только-только жить начали, привыкнуть еще не успели. А мои парни — это тебе не подзаборная городская шваль, они Гульдию на уши поставили да солдат ее лучших, как курят, резали. Так что подумай, прежде чем шум подымать.
— Нешто за дурака меня держишь, Вепрь? Ты иди с миром, служи, да помни, что я у тебя за спиной. А чтобы так благостно у тебя на душе не было, знай, моих рук и до границы достанет, было бы желание. А оно появилось.
— Бывай здоров.
— И тебе не хворать. Тебе здоровье в пыточной еще ой как понадобится.
— Так уверен, что спеленаешь?
— Ты же волчара тертый, а волк собачью пищу вкушать и сидеть на цепи никак не сможет. А я охотник, коего терпение должно отличать, так что подожду.
На постоялый двор Волков вернулся за полночь с намерением убраться на следующий день восвояси. Нечего им делать в городе, их место на границе, подальше от глаз начальства. Да и после посещения острога он ясно осознавал, что наломал дров выше крыши. Вроде и не мальчик, и жизнью битый, куда иным, а так подставился. Теперь каждый приезд в город для него — как прогулка по минному полю. Подьячий — человек не глупый и злопамятный, а потому будет под него копать усердно. Да и жизнь на границе от этого пристального внимания не избавит. В крайнем случае достаточно весточку кинуть в Гульдию о постоялом дворе. Это лишь обыватели вертели головой и понять ничего не могли, а подьячий знал точно, где, что и как. Так что, быть может, Виктор волчара и опасный, но этот — точно охотник, и куда опаснее. Волков читался, как открытая книга. Вон вспылил как! Но этот четко сечет ситуацию и видит, что противник нынче у властей в фаворе. Он куда лучше представлял себе, какие перемены начнутся для купцов, и насколько происшедшее на руку Смолину. Сам великий князь приказал утеснений купцам никаких не чинить, дабы они развивали торговлишку, крепли и дела западников перетягивали на себя. А тут такая вот незадача. Без реакции такое оставлять нельзя. Так что полномочий у воеводы поболе станет, уж в Звонградском уезде точно, и никто Смолину на то пенять не будет.
Но не вышло у Виктора уехать сразу поутру. Сначала решил дать людям отоспаться. Столько в походе, да еще и почти трое суток без передыха на ногах, плюс бой. Одним словом, парням нужен отдых. А тут еще и воевода вызвал к себе на подворье. Пробыв в трудах праведных весь остаток дня и почти всю ночь, на следующий день он продолжил празднество, так внезапно для него закончившееся. И то! Не так часто навещает его давний друг и соратник, да еще и повод какой! Осуществилась их давняя мечта породниться. С детьми не сладилось, у обоих сыновья, так хоть внучку свою за младшего сына Вяткина отдал, тоже ведь родная кровиночка.
У подворья боярина картина была один в один, что и вчера, разве только пьяных под забором прибавилось. Но сегодня можно, пусть дрыхнут. А как оклемаются, опять за чаркой потянутся. Оно и к добру, чем больше народу выпьет за здоровье молодых, тем те счастливее будут. На этот раз никто его останавливать не стал, наоборот, сразу же провели за ограду. Как же, ждем, проходи, мил человек, да прямиком на задний двор. А если быть точнее, то в сад.
Основная свадьба отгуляла еще вчера. Сегодня народ похмелялся, поэтому столы расставили в тени деревьев, чтобы голову не напекло и чтобы ветерок овевал захмелевших гостей. Да-а, если это похмелье, то совсем скоро все опять будут на рогах. Собрались-то лишь ближники, да только вино и мед льются рекой. И все в рот, лишь чуток проливается по уголкам губ. Нет, с такими темпами уж точно совсем скоро наберутся. Вон и Градимир, не доводилось его таким видеть. Пьян и весел.
А вот и Смеяна. Не СМЕЯНА. А именно Смеяна. Шевельнулось что-то вяло в груди, екнуло слегка и погасло. Вот, стало быть, кого воевода замуж выдает. Виктор прислушался к своим ощущениям. Никогда не подумал бы, что весть о свадьбе его первой, по-настоящему большой любви с другим ничего в нем не всколыхнет. Но вот не было этого. Спокойно как-то отнесся к происходящему. Что это? Смирился с тем, что у них разное положение? Или уж отболело? Да Бог его ведает, но не ноет — и все тут. Наверное, рана, нанесенная гульдами, все же до сих пор саднила гораздо сильнее, чем казалось.
А мужем-то у нее — Боян, заместитель Градимира. Отношения с молодым человеком у Виктора никак не складывались. Понятно, что дружбу им не водить: кто он — и кто простой десятник, да еще и с таким темным прошлым. Молодой человек очень уж щекотливо относился к вопросам чести, а потому невзлюбил Добролюба сразу и бесповоротно. Потом выяснилось, что десяток его подчиняется только воле воеводы, а ежели сам Вяткин хочет какое-либо поручение дать, то только через Градимира, никак иначе. И какому начальному такое понравится? Не складывалось у них, никак не получалось. Волков даже предположить не мог, как все обернется, если Смолин укатит куда, а на его место встанет этот боярич. Поедом съест, к гадалке не ходи.
Случайно встретился взглядом с невестой, и вдруг почудилось Виктору, что лик ее стал темен, а в глазах поселилась печаль. Да ну, бред. Только что сияла, а тут при виде него сразу расстроилась. Ерунда это. Просто вспомнилось что нехорошее. А возможно, слышала о том, кем он стал и сколько на его руках крови людской. Тут уж не по локоть, а по самую маковку испачкаться успел. Опять же уродство такое в светлый свой день увидеть. Вон и у Бояна настроение сразу ухнуло вниз. А кому захочется на своем празднике видеть того, кого терпеть не можешь? Но это не его ума дело.
Так. Веселье, пир горой. А его-то сюда звали за какой такой надобностью, да еще и при полной боевой справе? Похвалить за прекрасно проведенную операцию по уничтожению бандформирования? Как- то не к месту. Воевода, конечно, хмельной, но видно, что с головой дружит, и одно с другим путать ему пока рано.
— О-о, Добролюб!
Ты чего так радуешься, Световид, свет очей наших, словно игрушку любимую узрел? И чего так победно на внучку взираешь?
