будущее наукой станет: нечего кулаками махать, коли немощен.
Парень в десятке приживался тяжко. Никак не могли ватажники в толк взять, с чего это атаман притащил его сюда, да еще и содержит, мало того — накупил ему одежонки справной, обул в крепкие сапоги и пару пистолей выдал, приказав Звану обучить Тихоню ими пользоваться. Но постепенно стали замечать, что паренек не брезгует никакой работой и отрабатывает хлеб по мере своих возможностей. Одежда стала регулярно стираться, жилье больше не напоминало хлев, а в котле всегда вовремя готова снедь. К тому же новый член команды оказался довольно рукастым и, если у кого что нуждалось в починке, сам брал сапог, кобуру, ремень или рубаху и чинил. Одним словом, очень быстро он стал своим, а своих в ватаге в обиду давать не принято. Окончательно Виктор осознал это только теперь, после происшествия со стрельцами. Получается, парни за это время успели по-настоящему сдружиться, и это не могло не радовать.
— Ох навязались на мою голову.
Нормально! Выходит, они ему еще и навязались. А кто за горло взял и вздохнуть не дал? Но о том уж говорилось, так что вполне может быть — и навязались. Ну уж не по своей воле, это точно.
— Сколько времени дашь, воевода?
— Как управишься, сами вернетесь. Знаю, лишнего не погуляете. Да гляди там, как весть какая, так отдельного гонца не жди.
— О том мог бы и не сказывать. Воевода, а как насчет того, чтобы в Гульдию сходить? Ну понюхать там, что к чему.
— На старое потянуло?
— Стал бы я в самую распутицу на большую дорогу идти. Что же я, совсем без князя в голове? Но тут какое дело. За распутицей снег выпадет, а там, глядишь, и погодка установится, Турань встанет под крепким льдом…
— Ох и хочется тебе, чтобы гульды войной пошли! Аж руки иззуделись.
— Крови хочется, не скрою, только не о том дума. Коли внезапно обрушатся, то опять деревеньки заполыхают.
— Вот по снегу в Гульдию и пойдете, а до этого Фрязию пошерстите. Добрые соседи — это хорошо, но приглядеть не помешает.
Им собраться — только подпоясаться. Не прошло и часа, как десяток, оседлав коней, выметнулся с подворья и умчался за ворота. Подумаешь, дождик моросит, он сейчас, почитай, и не прекращается: то хмарит, то льет, то вот так моросит; солнышко стыдливо появится на часок-другой — и тут же уходит за очередную тучу. Бабье лето уж позади, теперь на смену этим холодным дождям в одночасье снег придет, зима уже чувствуется во всем, воздух особенным зимним духом пропитался, словно уже ударил легкий морозец.
С подворьем получилось все в точности, как и в свое время с постоялым двором. Покосились на бывшего скомороха, не без того: подворье у Истомы большое, крепкое, холопов целая прорва, к тому же в торговом деле все не новички, переучивать не нужно, один и вовсе лавкой ведал, пока хозяин иными делами занимался или в поездках отсутствовал. Но вслух никто ничего не сказал: как видно, хвосты нынче купцам подкрутили крепко. Виктор подозревал, что не обратись он к воеводе, тот сам предложил бы такое, уж больно хотелось ему еще разок надавить на самолюбие торгашеского племени.
— А что же тебя в кремле не было?
— А что мне там делать? — удивленно вскинул брови Лис. — Чай, ты там был, стало быть, все ладком вышло.
— А ну как меня не оказалось бы?
— Так и подворье не выставили бы, а тебе еще и накостыляли бы.
— А ничего не заподозрят? Ить подворьем ты займешься.
— Тут все знатно будет. Я его у тебя чин чином выкуплю.
— Не понял. Зачем тебе это? Я так понял, ты собирался его перепродать, чтобы прибыток поиметь, а так… Не понимаю.
— А чего понимать? Подворье у Истомы поболе моего будет, да с челядью уж, считай, я в наследство вступлю. Все одно меньше уплачу, чем другим способом, — свою-то долю мне выплачивать не нужно.
— А вот тут — мимо.
— Как так?
— А вот так. Когда я еще сумею выкупить, почитай, сорок душ, да по такой-то цене? А мне людишки сгодятся. Ты знаешь, какую я думку имею.
— И зачем тебе эти холопы? Они же дворовые, в лучшем случае знают, как за товаром ходить, как его хранить, перевозить да продавать, больше ничего и не умеют. Вообще дворовые — они ленивы, так что я на твоем месте не стал бы с ними связываться.
— Мне люди потребуются, а обучить их уж я сумею, не боги горшки обжигают.
— Так и возьми тех, кто к работе приучен. Эвон деревенька в десяти верстах, там, конечно, столько народу не наберется, едва тридцать душ, но зато крестьяне, к работе приученные и новое враз постигнут. А эти при том подворье уж сколько обретаются — знают, что там к чему. Опять же женка Истомы там же вместе с дочкой, а у нас счеты старые, отведу душу.
— А также нити к контрабандистам, с коими Истома знался, от них протянутся.
— Гхм.
— Да ладно тебе, я ить про то давно догадался. Но тридцать душ против сорока…
— Ну добери десяток. Только… — Не договорив, купец тяжко вздохнул.
— Только разлучать никого не хотелось бы, чтобы ты для них благодетелем стал.
— Ну…
— Лады. Но тут уж и у меня к тебе есть дельце.
— Кто бы сомневался. Тебе бы купцом заделаться — цены бы не было.
— Ты не льстись, незачем, потому как тебе это дело будет в прибыль.
— Хотелось бы.
— Будет, не думай. Ты хоть раз со мной без барыша оставался? Вот то-то.
— Так барыш барышу рознь.
— Понимаю, но ведь все одно в прибытке.
— Сказывай, — обреченно махнул рукой купец.
— Тут дело такое. Решил я наладить изготовление инструмента для мастеров, а тебе хочу предложить тот инструмент продавать.
— Инструмент, говоришь?
— Сомневаешься, станут ли покупать? Станут, не сомневайся. Им этот инструмент настолько облегчит работу, что они вдвое против прежнего станут производить. В первую очередь предложишь его оружейникам, им он особо надобен. А там уж само покатится. Приедешь на постоялый двор, тебя Богдан обучит с ним обращаться, чтобы ты показал мастерам, как все работает, а там уж с руками начнут отрывать, не сомневайся. Товар такой, что сам себя продавать будет.
— Если все так просто, то отчего же тогда самому не начать им торговать? Коли товар сам себя продает, то и ты с этим управишься. Сам делаешь, сам цену назначаешь, и прибытком ни с кем делиться не нужно.
— Тут дело такое. Лучше уж поделиться, но чтобы никто знать не знал, откуда берется тот инструмент. Скажем, что из-за границы. Может статься, как только узнают, что это моя мастерская приносит такую прибыль, то хозяин у нее поменяется, а все мои людишки в кабале окажутся.
— Это какая же такая прибыль должна получаться?
— Я так прикидываю, что буду на том зарабатывать эдак тысячу в месяц.
— Тысячу?!
— Чуешь, чем пахнет?
— А сколько я получу?
— Думаю продавать тот инструмент по сто шестьдесят рублей, с учетом того, что будут получать работники, стоимости материала и таможенных пошлин. Мне будет оставаться рублей сто пятьдесят чистой прибыли, а ты сможешь продавать тот товар рублей эдак по сто девяносто или двести, тут уж от твоих
