Дальгерт слушал парня и думал – а не окружен ли уже город? Может, уже и бесполезно что-либо передавать, и в Убежище скоро узнают правду, так сказать, естественным путем? В любом случае, с Кузнецом повидаться нужно. Он мужик мудрый, давно уже связан с Убежищем, может, чего и посоветует. Или найдет другого посланца. Возможно, он знает больше, чем святые отцы.
В сенях было темно. Как во многих старых домах, здесь скопилось много разного хлама, через который приходилось перешагивать очень осторожно, чтобы не оступиться и не упасть. Здесь же хранились хозяйские косы и ухваты. Мальчик открыл низенькую дверь – потянуло съестным, послышались тихие голоса.
– Мам, – позвал парень, – я священника привел!
– Я еще не священник, – поправил Дальгерт. – К сожалению. Ты вот что. Я посижу с твоим братом, Левик. А ты беги в монастырь… я напишу записку, отдашь ее остиарию у ворот. Скажешь, что для отца Никулы. Отец Никула обязательно снарядит с тобой кого-нибудь из священников.
В кухню, просторную комнату сразу за сенями, вышла мать мальчика. Усталая хмурая женщина лет сорока. Равнодушно кивнула Далю, оценивающе посмотрела на своего младшего сына – стоит ли отпускать? Не заблудится ли по дороге? Не пропадет ли?
– Мам, я побегу. Кто еще сходит-то?
– Иди. И да поможет тебе Спаситель…
Что ж. До появления здесь священника из монастыря есть минимум час. Если связной в сознании и может говорить, то нужно выяснить у него все подробности.
– Я покажу, куда идти, – тусклым голосом сказала женщина. – Лекарства ему не помогли, может, хоть ваша молитва поможет…
В комнате, где лежал раненый, было полутемно и душно. Окошко закрыто, шторы задернуты, свечи не горят. Сам парень лежал на высокой старинной кровати с ржавыми железными шарами на спинке и был укрыт одеялом по подбородок.
Голова перевязана, повязка закрывает левый глаз. На правой щеке длинная ссадина. То ли след падения, то ли чьих-то когтей. Парень был в сознании. Единственный глаз настороженно следил за каждым шагом тех, кто находится в комнате.
– Я побуду здесь, – сказал Дальгерт.
Женщина молча кивнула, вышла. Даль подошел к постели.
– Ты…
Из-под одеяла выпросталась рука, но тут же безвольно свесилась. На ней тоже была повязка, и на бинтах – следы свежей крови.
– Да, я. Тихо.
– Предупреди своих, – заторопился раненый. – Предупреди… надо, чтобы кто-то сходил…
– Кто на тебя напал?
– Собаки… стая. Я не мог отбиться… их нельзя убить… страшно…
Даль пресек попытку раненого оторвать голову от подушки. Тот пожаловался:
– Больно…
– Лежи, не двигайся. Когда это случилось? Ты шел обратно?
– Я нес письма… тебе был пакет… они не лают, Даль. Они нападают сразу… и они не дышат. Они мертвые…
Внезапно он схватил Дальгерта за руку.
– Я не брежу! У них стальные зубы и щитки на груди… и на лбу…
– Я знаю. Спокойно! Тебе нельзя так…
– Мне все можно, я скоро умру.
– Откуда ты знаешь?
– Подними одеяло и посмотри, что там… от меня осталось. Лекарь… снял боль, но сказал, что ненадолго. Сказал, что у меня мало времени…
Парень зажмурился и несколько минут лежал так, тяжело дыша.
– Я думаю, тот лекарь – он не простой. Он маг… иначе я бы… не смог с тобой говорить. Уже. Плохо видно. Ты здесь?
– Да.
– Не уходи.
– Я останусь. Скоро придет священник. Говоришь, был мне пакет…
Раненый поморщился:
– Не надо. Я не хочу. Останься ты.
– Я здесь.
– Хорошо.
Подумал и добавил:
– Если потеряю сознание и буду бредить… я могу тебя выдать.
Может выдать, это правда. Даже не в бреду. Если священник спросит на исповеди…
– Знаю.
– Не жалей.
– Мне нужно письмо. Ты сказал, что нес письмо.
– Было… оно там, наверное. У Спи-камня. Я не помню, как меня нашли. Темно…
Дальгерт спросил:
– Окошко открыть? Здесь душно.
– Открой…
Помолчали. Раненый кусал губы, сглатывал. Глаза его были прикрыты. Дальгерт подумал, что он уже без сознания. Но нет.
– Даль, не надо ждать… ты же понимаешь… я все равно умру.
Дальгерт на секунду представил, что душит раненого подушкой.
Те, кто от корней Тарна, знают лучше прочих – человеческая жизнь бесценна. Мертвые не возвращаются. И потому нельзя убивать. Ни врага, ни чужака, ни тяжелобольного, ни раненого. Человек или сам выбирает смерть, или смерть выбирает его – и уводит своими тропами. Однако он давно уже не тот мальчик, которого впервые привели в Горное Убежище и рассказали о дальних силах, о великом Равновесии, его Богах, Хедине и Ракоте, о духе Познания, о Хаосе и магах с острова Брандей.
Он давно перестал примерять реалии Тарна к миру, в котором выпало родиться. И убивать ему уже приходилось. Только это никогда раньше не был прикованный к постели раненый. И это еще никогда не был свой человек.
Потому Дальгерт и тянул время – смотрел, как мучается его связной, мучился сам и никак не мог решиться…
А ведь еще засветло нужно успеть сходить к Спи-камню. Нужно найти потерянное письмо. Что в нем? Новые инструкции? Приказ покинуть город? Или какая-то новая информация о схарматах?
– Где этот Спи-камень?
– Старое кладбище… от него тропа… мы овец водим. Там к реке… и вдоль…
– В ущелье?
– Нет… по реке прямо. Его ни с чем не спутаешь… он один. Голая скала. А под ней луг… трава… сеном пахнет… там…
Даль решился.
Вытащил священный знак Спасителя. Не тот, который ему вручил отец Леон, а свой, старый. В новом еще только предстоит насверлить отверстие, насыпать крупинки грязно-белого порошка. Секрет яда Геда не раскрывает никому. Он действует почти мгновенно.
Даль давно решил, что если попадется, то умрет именно так – до того, как его передадут в руки палача.
Вот только пастух вряд ли сможет проглотить сухие крупинки. Дальгерт нашел стакан, налил немного воды из кружки на столе, высыпал яд и тщательно размешал.
За окном садилось солнце.
Там, снаружи, стрекотали кузнечики, прощаясь с белым днем. Тихо…
