ужасной истории, ведь писем у него больше не было и шантажировать меня было нечем. В кармане пальто у меня лежал пистолет, но я так и не вспомнила про него.
Деньги находились в конверте в моей сумке. Я пошла достать их, но нащупала нож своего мужа. Видимо, судьба решила изменить мои планы. Может быть, я не решилась бы на это, но Базиан снова ударил меня по лицу со словами: «Поторопись-ка!» В его глазах сосредоточилось столько жадности!
Я выхватила нож, открыла его и ударила Базиана в живот. Он попятился, а я бросилась к дверям. «Мари!» — проревел он и повалился на пол.
Больше всего я хотела незаметно исчезнуть. Увидев, что в сад проникает свет через открытые двери, я испугалась, что кто-то из соседей может выглянуть из окна и увидеть меня. Тогда я захлопнула двери и побежала к экипажу, который стоял неподалёку. Забравшись в него, я приказала кучеру как можно скорее отвезти меня домой.
Она взглянула на Холмса, пытаясь понять, о чём он думает. Я заметил, что на её лице проступили капельки пота. Её взгляд был похож на взгляд подсудимого, который ждёт вердикта суда.
— Вы закончили? — наконец спросил Холмс. — Вы рассказали в точности так, как всё произошло?
— Да… да…
— Я вам верю, — произнёс Холмс. — И сдержу слово, полиция не узнает о том, что вы замешаны в этом деле. Это ни к чему!
— От меня они тоже не узнают об этом, — добавил я с улыбкой.
Леди Глостер вздохнула с облегчением.
— О боже! — прошептала она. Затем она снова посмотрела на нас: — Благодарю вас, благодарю вас обоих. Да хранит вас Господь за вашу доброту.
Мы с Холмсом возвращались в поезде в Лондон, и я был рад, что наша встреча с леди Глостер закончилась. Мы решили отпустить её с миром. Учитывая все обстоятельства, это решение казалось правильным, но кто-то с ним наверняка не согласился бы. Я снова вспомнил Милвертона. Он разрушил жизни многих людей. Порой его шантаж был настолько невыносим, что людям было проще пустить себе пулю в лоб. И, конечно, если запуганный до смерти человек бросается на такого дьявола с ножом, то это вполне можно считать самозащитой. Понимаю, что с точки зрения буквы закона это не оправдание. Однако иногда бывают такие ситуации, когда, только преступив закон, можно восстановить справедливость.
С того момента, как мы покинули леди Глостер, Холмс молчал, глубоко погрузившись в размышления. Расследуя преступление, он часто впадал в задумчивость, систематизируя и анализируя факты. Но когда дело было уже раскрыто, такое молчание означало депрессию, на смену азарту охоты приходила тоска. И я начал тревожиться, что, вернувшись в Лондон, Холмс станет искать спасения от скуки в кокаине.
— О чём вы думаете, Холмс? — спросил я, пытаясь разговорить его.
В ответ он недовольно хмыкнул. И только когда мы уже подъезжали к Лондону, он прервал своё молчание:
— Думаю, что Мари Глостер необыкновенная женщина.
— Полностью разделяю ваше мнение.
— Она сама создала ту ситуацию, в которой оказалась. Так что нельзя сказать, что она не виновата в ней.
— Именно так, — согласился я и, помолчав, добавил: — И всё же мы приняли правильное решение.
— Многие с нами поспорили бы. Даже из соображений моральных принципов. С точки зрения закона мы с вами совершили уголовное преступление. — Он улыбнулся. — И, как вы помните, не в первый раз, дорогой мой друг.
Последняя фраза снова напомнила мне о деле Милвертона. Видимо, Холмсу тоже вспомнилась та история. Впрочем, это было совершенно естественно.
— Я всё прекрасно помню, — подтвердил я.
— Судя по синякам, Базиан сильно избил леди Глостер. Она вполне могла извлечь из этих синяков пользу, сказав, например, что Базиан пытался убить её, и её поступок посчитали бы самозащитой. Но она этого не сделала. Напротив, она призналась, что в какой-то момент даже захотела ударить его ножом. Да, конечно, это был порыв, и к тому же он избивал её, но всё же она действовала сознательно. Я был впечатлён тем, что она не попробовала изменить факты в свою пользу. А раз так, я склонен верить каждому её слову. Тем не менее, если бы она в точности так же рассказала свою историю Лестрейду, её, скорее всего, арестовали бы за убийство. У полиции не было бы другого выбора.
— Я как раз вспоминал наше с вами старое дело, дело Милвертона. Его жертва пришла в его дом именно для того, чтобы покончить с ним. То убийство, без всяких сомнений, было преднамеренным, но тогда мы не пошли в полицию. Леди Глостер виновна в меньшей степени, ведь она действовала под влиянием момента.
— Насколько она виновата — вот как раз об этом я и думал всё это время.
— Неужели вы размышляли в философском ключе?! Это совсем на вас не похоже. Зависит ли степень виновности человека от того, каким именно образом произошло преступление… Пусть в этом разбираются философы и адвокаты.
— Я полностью согласен с вами, Уотсон, — произнёс Холмс. — Но я думал не об этом, а о самом убийстве.
— И о чём же вы думали, Холмс?
Послышался скрежет тормозов и сигнальный гудок, и поезд подъехал к станции. Громкий звук полностью заглушил мои слова. Когда стихло, я снова спросил:
— Что вы имеете в виду, Холмс?
— Вы сможете составить мне компанию завтра, дорогой мой друг? Чтобы раскрыть это дело до конца, нужно ещё кое-что сделать, — поделился Холмс и приготовился выйти из поезда.
Я удивился. Неужели после откровенного признания леди Глостер ещё что-то оставалось неясным?
— У меня не получится, Холмс, — с сожалением сказал я, вставая с сиденья. — Завтра у меня пациенты.
Мы вышли из вагона.
Холмс с досадой посмотрел на меня, но его взгляд сразу же смягчился.
— Конечно, у вас есть свои дела, дорогой мой друг, — сказал он. — Может быть, то, что я буду один, даже к лучшему.
Обстоятельства не позволяли мне отложить дела. Я должен был заменять другого врача, и, кроме того, у меня были обязательства перед пациентами.
— А вот и кэб, Уотсон, — сказал Холмс.
Он остановил экипаж и назвал адрес, куда нас нужно было отвезти. Мы забрались внутрь, кучер взмахнул кнутом, и лошади с громким цоканьем тронулись с места.
Мы сидели молча, и я размышлял над словами Холмса. Он хотел до конца распутать это дело. Что он имел в виду? Через несколько минут я решил, что нашёл ответ.
— Кажется, я начинаю понимать, что вы имели в виду, Холмс, — произнёс я. — Вы полагаете, что, возможно, леди Глостер лгала нам, чтобы кого-то защитить. Она упомянула своих детей. Может быть, в ту ночь в доме Базиана с ней был один из её сыновей? Возможно, он и убил его, заступившись за неё?
Холмс, по обыкновению, ответил очень расплывчато:
— После того как я услышал её историю, у меня возникло несколько вопросов, Уотсон. На них нужно найти ответ.
— И что же это за вопросы, Холмс?
— Они лежат на поверхности. Уверен, что вы должны их увидеть.
— Вероятно, я чрезвычайно глуп, — раздражённо заметил я. — Признаюсь, что совершенно не понимаю, о чём вы говорите. Если вы не считаете, что леди Глостер защищала кого-то, то…
— Нет, я так не считаю, — перебил меня Холмс.
