он разжал руки. Я оттащил его от Холмса и буквально бросил обратно в кресло. Он, тяжело дыша, пытался прийти в себя. Грудь его напряжённо поднималась и опускалась, как у астматика.
— Что это за чертовщина?! — воскликнул Лестрейд, помогая Холмсу встать.
— Молодец, Уотсон, — сказал Холмс, потёр шею и повернулся к Керри: — Я надеялся, что вы отреагируете, но даже не предполагал, что настолько бурно. Не ожидал, что вы на меня наброситесь. — Он усмехнулся. — Уверен, что никогда больше не появлюсь в доме полковника в Суррее. Каждый раз, когда я приезжаю туда, меня пытаются задушить.
Холмс выпил немного бренди, улыбнулся и сел прямо напротив доктора Керри с несколько самодовольным видом. Мы с Лестрейдом стояли рядом.
— Всё прошло отлично, не правда ли? — сказал он нам.
Доктор Керри сидел в кресле в наручниках с выражением потери и горя на совершенно бледном лице. Его дыхание уже не было таким, как раньше, но он всё ещё дышал быстро и резко. Я приложил ухо к его груди. Его сердцу явно стало хуже.
— Вы ведь принимаете лекарство? — спросил я. — Могу я вам его принести?
— Да. — Он кивнул. — Но я только что принял его. Просто дайте мне минуту… ещё одну минуту…
— Мистер Холмс, вы меня удивляете, — сказал Лестрейд. — С чего вдруг доктор Керри так взорвался?
— Я вас удивляю, это прекрасно! Может быть, не стоит лишать вас этого чувства и объяснять то, что произошло? Однако я всё же это сделаю. Но сначала должен сказать, что вам не стоит осуждать себя за то, что вам не удалось увидеть суть этого дела и что вас ввели в заблуждение небылицы доктора Керри. У меня было перед вами целых два преимущества, Лестрейд. Во-первых, мы с Уотсоном побывали в доме Керри в Суррее…
— Но, Холмс, — перебил я, — да, я был с вами в Суррее и видел то же, что видели вы. Но как же то, что там случилось, может относиться к сегодняшним событиям? — И, как часто происходило во время наших с Холмсом расследований, я почувствовал себя совершенно беспомощным.
— Подождите, дорогой мой друг, — попросил Холмс и снова обратился к Лестрейду: — Вторым моим преимуществом было знание некоторых преступлений, которые случились раньше. Сегодняшние события были очень похожи на историю доктора Причарда. Керри отреагировал на имя этого человека примерно так, как я и надеялся, хотя и не ожидал такой сильной ярости. Причард и пузырёк микстуры Бэттли дали ему понять, что я обо всём догадался.
— Догадались обо всём? — Лестрейд был несколько расстроен. — Но о чём же? О чём?
— Эдвард Причард был врачом и около тридцати лет назад убил свою жену, — принялся рассказывать Холмс. — Он добавлял сурьму в успокоительное, которое она обычно принимала перед сном. — Тут Холмс показал на пузырёк. — Её симптомы были в точности те же, что у жены Керри. Болезнь желудка. Когда я услышал о том, что миссис Керри принимала то же успокоительное и страдала тем же недугом, мне сразу же вспомнилась история доктора Причарда. Я подумал, что, возможно, Керри читал историю дела Причарда и решил повторить его опыт. Я попросил горничную, Элис, принести пузырёк с лекарством миссис Керри. Остальное вы видели сами. Не сомневаюсь, что если вы, Лестрейд, проведёте химический анализ содержимого этой микстуры, то обнаружите в ней небольшое количество сурьмы. Этого анализа будет вполне достаточно, чтобы выдвинуть против доктора Керри как минимум обвинение в покушении на убийство.
— Сурьма! — воскликнул я. — Вспоминаю, что читал о ней в медицинской школе. В маленьких дозах она очень ядовита. Но в больших её используют, чтобы стимулировать рвоту. Большая доза отторгается желудком, прежде чем она всосётся и причинит вред. Древние римляне использовали этот яд во время застолий, чтобы опорожнить желудок и продолжить поглощать пищу.
Пока я говорил, Лестрейд поднял пузырёк и передал его офицеру.
— Доктор Керри постепенно отравлял свою жену, — продолжил Холмс. — Он имел смелость в точности повторить то, что сделал Причард. Даже сурьму он подсыпал в то же самое успокоительное средство. Думаю, теперь она поправится. По крайней мере, я на это надеюсь, потому что этот яд действительно смертельно опасен.
Неожиданно доктор Керри странно расхохотался, как смеются душевнобольные. Мы обернулись к нему.
— Будьте прокляты, мистер Шерлок Холмс, будьте прокляты и идите к чёрту! — прорычал Керри. — Я был дома, был свободен… — Он оскалился. — Меня погубило простое невезение. Теперь я это понимаю. Невезение…
— И в чём же оно? — поинтересовался я. — В том, что Лестрейд попросил Холмса прийти сюда сегодня и подтвердить то, что вы рассказали?
— Да! Невезение в этом! — почти что прокричал доктор Керри. — А для начала в Суррее. Неудача сопутствовала мне всё время… хе-хе-хе… а всё потому, что мой пистолет нечаянно выстрелил… хе-хе-хе…
— Случайно выстрелил? — удивился я.
— Да, как оказывается, мне и тут не повезло. Дайте мне выпить глоток виски, и я расскажу вам всё с самого начала. Для меня всё равно уже всё кончено.
Я налил в бокал виски и протянул доктору Керри. Он был в наручниках и жадно схватил бокал обеими руками, приложил его к губами выпил сразу почти половину.
— Вот так-то лучше, — сказал он, опуская бокал на колени. Он внимательно посмотрел на Холмса. — Той ночью в Суррее, когда вы пришли ко мне домой, я подозревал, что из-за этого у меня могут возникнуть неприятности. Получается, я был прав. — Он снова разразился смехом. — Совершенно прав… хе-хе-хе…
— У вас есть что сказать по существу, доктор Керри? — нетерпеливо спросил Лестрейд. — Напомню вам, что всё, что вы скажете, может быть использовано против вас.
— Что? Ах да, да. Сейчас я вам всё расскажу…
— Почти четыре месяца назад, — начал доктор Керри, — к своему ужасу, я обнаружил, что моя молодая красавица жена изменяет мне. Признаю, что был не самым лучшим мужем, но это уже не так важно, ведь так? И если я и поколачивал её иногда, то лишь для её же блага, только чтобы она стала лучше. А она встречалась за моей спиной с молодым актёром, Джереми Уингейтом. Я пришёл в ярость, когда узнал об измене… разозлился до такой степени, что хотел убить её. Но потом мои лучшие чувства взяли верх, и об убийстве не могло быть и речи… по крайней мере, сначала…
Я лелеял мысль о том, что выложу ей всё, скажу, что я знаю, что она сделала… точнее, что она делала… и просто выкину её как собачонку. Этого она и заслуживала. Думал, что просто разведусь с ней и покончу с этой грязью. Такие намерения были у меня вначале. Но потом, почти сразу после того, как я узнал об измене жены, мне сообщили, что у меня больное сердце. Я в буквальном смысле жил взаймы: сердце могло остановиться в любой момент.
Я должен был умереть совсем молодым. Сколько мне ещё оставалось, никто не знал наверняка. Год или два, как мне определили из жалости. Уверившись, что мне грозит смерть, я решил убить их обоих. С чего они, предатели, останутся жить, если я отправлюсь к праотцам раньше срока, а в этом сомнений не было.
Я принял решение притвориться, что не знаю об их интрижке, и наброситься на них, когда они меньше всего будут этого ожидать. Я рисовал в воображении самые разные способы убийства. Например, размышлял о том, как хорошо было бы предложить жене пойти в тот самый театр, где играл Уингейт. Мы бы нарядились и явились на спектакль, и прямо посреди действия я схватил бы её и потащил на сцену и пристрелил бы их обоих прямо там во время представления. Это было бы великолепно, разве нет?! Я представлял себе, как возопят зрители. Ужас в глазах жены… Вот это было бы удовольствие! Возможно, зрители потом даже аплодировали бы мне, если бы я объяснил им, в чём дело… хе-хе-хе… Но я отказался от
