хорошенько обдумаю все, что нужно… Какой у нас сегодня день?
— Вторник.
— Значит, в четверг отправление… Какой я был дурак, какой слепой дурак я был до сегодняшнего дня! Двадцать два фунта стоит проезд; прибавим десять на добавочные расходы. Надо по старой памяти завернуть к госпоже Бина. Вместе это составит тридцать два фунта. Сто фунтов на конечное путешествие… То-то Торп удивится, когда меня увидит… Затем остается еще семьдесят восемь фунтов для бакшиша, уж без этого никак нельзя… на всякий случай… О чем вы плачете, Бесси? Вы ни в чем не виноваты, виноват я один. Ах вы, маленькая упрямица! Утрите скорее ваши глазки и пойдемте. Где моя расчетная и чековая книжки? Дайте их сюда… подождите… Четыре тысячи фунтов по четыре процента верных составит сто шестьдесят фунтов годового дохода, да еще сто двадцать фунтов, тоже верных, уже будет двести восемьдесят, да триста ее собственных, о, это царский доход для одинокой девушки. За нее можно быть спокойным. Бесси, едемте в банк!
Получив двести десять фунтов наличными и спрятав их в кожаный пояс, Дик просил теперь уже окончательно растерявшуюся Бесси отвести его в контору пароходной компании, где он вкратце объяснил, что ему нужно.
— Первый пароход в Порт-Саид; каюту первого класса, ближайшую к багажному люку. Какой пароход идет?
— «Кольгонг», — сказал конторщик.
— Знаю, двухмачтовик. Откуда отправляется?
— От пристани Галлеонов, в четверг, двенадцать сорок.
— Благодарю. Разменяйте, пожалуйста, эту ассигнацию и сдачу положите мне в руку, я плохо вижу.
— Вот если бы все пассажиры были так сговорчивы, вместо того, чтобы часами говорить о своем багаже и чемоданах, то наша жизнь была бы куда легче, — заметил конторщик своему соседу, который всячески убеждал какую-то даму, что сгущенное молоко чрезвычайно полезно для грудных детей, и так как ему было всего девятнадцать лет от роду, то он говорил с большой убежденностью.
— Теперь, — сказал Дик, вернувшись в свою студию и ощупывая на себе пояс с деньгами и билетом, — теперь мы вне власти людской, дьявольской или женской, что всего важнее. Мне нужно еще устроить три маленьких дела, но я обойдусь тут и без вашей помощи, Бесси. Приходите сюда в четверг утром, к девяти часам. Мы позавтракаем, и вы проводите меня на пристань.
— Что вы хотите делать?
— Уехать, конечно. Чего ради мне оставаться здесь?
— Но ведь вы не можете обойтись без ухода!..
— Я теперь все могу. Я и сам этого не подозревал раньше, а теперь я вижу, что все могу. Я уже сделал самое главное, и такая решимость заслуживает одного поцелуя, если Бесси ничего не будет иметь против. — Но оказалось, что Бесси имела что-то против, и Дик весело рассмеялся. — Вы правы, Бесси.
Приходите послезавтра к девяти часам, и вы получите обещанные деньги.
— Обязательно получу?
— Я никогда не обманываю. Вы сами в этом убедитесь, если придете. Боже, как долго ждать до четверга!.. До свидания, Бесси, пришлите мне Битона, пожалуйста.
Управитель явился.
— Сколько стоит обстановка моих комнат? — спросил Дик несколько свысока.
— Мне трудно сказать, сэр, некоторые вещи хороши, другие никуда не годятся.
— Они застрахованы на двести семьдесят фунтов.
— Страховые полисы, сэр, не могут приниматься за правильную оценку; впрочем, я не хочу этим сказать…
— Черт возьми все ваши увертки! Как будто я не знаю, что вы хорошо нажились на мне и на других жильцах этого дома и теперь сами задумали снять или открыть доходный дом. Так отвечайте прямо, сколько вы даете за мою обстановку.
— Пятьдесят фунтов, сэр.
— Дайте вдвое больше или я половину переломаю и половину сожгу, чтобы вам ничего не досталось.
Он ощупью добрался до этажерки с альбомами и книгами и выломал один из столбиков красного дерева, поддерживавших его.
— Что вы делаете, сэр! Это безбожно! — воскликнул м-р Битон.
— Это мое добро! Даете сто фунтов?
— Даю, даю… Ведь одна починка этой этажерки мне будет стоить фунта три с половиной, не меньше.
— Конечно. Ну и продувной же вы человек, как я вижу!
— Надеюсь, что я ничем не прогневал никого из своих жильцов, а всех меньше вас, сэр.
— Не будем говорить об этом. Принесете мне деньги завтра и позаботьтесь уложить все мое белье и платье в маленький коричневый чемодан, обтянутый воловьей шкурой. Я уезжаю.
— Но следовало уведомить за три месяца.
— Я уплачу за них полностью, а теперь присмотрите за укладкой и оставьте меня одного.
М-р Битон принялся обсуждать с женой этот внезапный отъезд Дика, и жена решила, что главной виновницей отъезда должна быть эта Бесси, а супруг ее относился к этому более снисходительно.
— Конечно, это очень неожиданно, но это в его характере. Ты только послушай, как он распелся.
Действительно, из комнаты Дика доносилось пение.
— Мистер Битон! Куда к черту девался мой пистолет?
— Живее! Он сейчас застрелится! Как видно, он помешался! — решила м-с Битон.
М-р Битон заговорил с Диком успокаивающим тоном, но Дик, бешено шагавший из угла в угол своей комнаты, не сразу уловил в его словах обещание все разыскать к завтраку.
— Ах вы, старый болван! — зарычал на него Дик. — Да вы, кажется, вообразили, что я вздумал застрелиться!.. Так возьмите его своими дрожащими руками, только предупреждаю, что если вы дотронетесь до него, то он выстрелит, потому что он заряжен. Он должен быть где-нибудь вместе с моим походным костюмом, вероятно, в ящике на дне сундука.
Дик давно приобрел себе полное походное снаряжение, соответствующее тому, чему его научил его долголетний опыт. И теперь он старался разыскать и проверить на ощупь все это хранившееся где-то в кладовке имущество.
М-р Битон вытащил револьвер со дна чемодана, а Дик ощупывал руками куртку и брюки цвета хаки, голубые холщовые портянки и толстые фланелевые рубашки, лежавшие поверх фляжки, пару шпор и альбом для набросков.
— Это нам больше не нужно, — с горечью заметил Дик, дотрагиваясь до альбома. — Можете оставить его себе, а все остальное уложите хорошенько в мой чемодан, на самый верх, а когда покончите с укладкой, приходите ко мне в студию вместе с вашей женой, вы мне нужны оба. Постойте, дайте мне перо, чернила и лист бумаги.
