Пет был полной противоположностью Нерону. Опровергал его представления о людях и потому неизбежно должен был рано или поздно стать его жертвой.

Как и во всех прочих делах этого времени, дело началось с доноса. Автором его стал Коссуциан Капитон, имевший к Тразее свои счеты, — Пет способствовал изобличению Капитона в лихоимстве в бытность того в Киликии, за что он и был осужден. Донос Коссуциана был составлен виртуозно. Он не приписывал Тразеи каких-либо опасных замыслов, не пытался сделать из него тайного заговорщика, не упирал на близость к уже выявленным врагам Нерона. Он прямо указывал, что Тразея является противоположностью Нерону, и отваживался даже на историческую параллель, напоминая о временах гражданских войн в Риме: «И подобно тому, как некогда жадный до гражданских раздоров Рим толковал о Гае Цезаре и Марке Катоне, так теперь он толкует о тебе, Нерон, и Тразее».[230] Нерону, конечно, было приятно сравнивать себя с божественным Юлием, а для Тразеи пламенный республиканец, знаменитый своей добродетелью, Марк Порций Катон, никак не выглядит укором. Доносчик делал явный упор, что в ходе такого противостояния разразилась гражданская война. Таким образом, Тразея, подобно Катону, мог стать источником новой смуты. «И у него есть последователи, — писал далее доноситель, — вернее, сообщники, правда, еще не усвоившие его упорства в отстаивании своих воззрений, но подражающие ему в одежде и облике, суровые и угрюмые, всем своим видом как бы упрекающие тебя в распущенности».[231] Так вот в чем главная опасность Тразеи, вот почему нужно незамедлительно прекратить его существование! У него есть последователи, люди его же склада, и число их множится. «Напрасно, Нерон, ты убрал Кассия, если намерен терпеть, чтобы множились соперники Брута»[232] — ничего не скажешь, блестящий исторический каламбур с точным указанием и на особенность современной ситуации: что толку ссылать на Сардинию старого слепого правоведа, если Тразея своим образом жизни и строптивым поведением плодит куда более опасных молодых кандидатов в Бруты? Заканчивался этот своего рода шедевр доносительства успокоительным пояснением Нерону, что ему вовсе не обязательно самому принимать решение, поскольку за него все сделает сенат: «Наконец, ты можешь и не предписывать, что сделать с Тразеей; предоставь сенату быть судьей в нашем споре».[233] Нерон, разумеется, охотно принял предложение Коссуциана Капитона. Для большей силы обвинения он распорядился дать главному обвинителю в помощь оратора Эприя Марцелла, знаменитого своим язвительным красноречием. Дабы не заострять внимания сенаторов на одном Тразеи, к суду на том же заседании привлекли также бывшего проконсула Азии Барею Сорана и его дочь Сервилию. Соран провинился в том, что помешал либертину Нерона Акрату вывести из города Пергама самые знаменитые статуи и картины для украшения дворца Нерона. Строго говоря, помешали Акрату сами пергамцы, возмущенные откровенным грабежом своего знаменитого произведениями искусства города. Но проконсул Барея Соран, имевший возможность силой римского оружия пресечь дерзость пергамской общины, помощи Акрату не оказал, явно симпатизируя провинциалам. Дочь его оказалась женой ссыльного Анния Поллиона. Чтобы осудить ее вместе с отцом, Сервилии приписали большие денежные траты… на магов. Бедняжка действительно однажды обращалась к каким-то прорицателям, запрашивая их о том, все ли будет благополучно в их семье, можно ли мольбою смягчить Нерона и не принесет ли сенатское расследование чего-либо страшного. Поступок этот был совершенно заурядным для людей той эпохи. В иное время на него бы и внимания не обратили, но когда это нужно для обвинения… Самому Сорану вменяли в вину связь с Рубеллием Плавтом, сосланным в Азию как раз в годы его проконсульства, и поддержку мятежных пергамских общин. Обвиняемыми «второго ряда» на этом процессе стали зять Тразеи Гельвидий Приск и двое друзей сенатора Паконий Агриппин и Курций Монтан.

Отвратительное судилище завершилось таким приговором: Тразее, Сорану и Сервилии было предписано самим выбрать способ смерти, Гельвидия и Пакония отправили в изгнание за пределы Италии, а Монтана даже простили, воспретив ему, правда, занимать государственные должности.

Тразея, наверняка внутренне уже готовый к такому финалу, спокойно встретил приговор. Согласно сведениям Тацита, он уговорил жену Аррию не следовать его примеру, не лишать себя жизни и не оставлять без единственной опоры их дочь, а затем, удалившись в спальню в сопровождении зятя своего Гельвидия и друга, философа-киника Деметрия, спокойно протянул врачам руки, чтобы ему надрезали вены.[234] Плиний Младший сообщает, что Аррия первая поразила себя кинжалом, а затем передала его мужу, присовокупив слова: «Пет, не больно», дабы придать ему решительность.[235]

Хотя расправа над Тразеей и была осуществлена формально не в сенатском суде, никто в Риме не обманывался по поводу роли самого Нерона в этом деле. Смерть великого сенатора пала на принцепса — он один выглядел в глазах современников ответственным за трагические судьбы лучших граждан Рима.

Казни многих людей, обладавших большими богатствами, порой приводили к серьезным переменам в структуре земельной собственности в иных провинциях. Многие ведь имели богатые имения далеко за пределами Италии. По сообщению Плиния Старшего, шестеро казненных в Риме при Нероне богатых людей владели «половиной Африки», то есть половиной всех земельных угодий в одной из богатейших провинций Римской империи — в провинции Африка, включавшей в себя бывшие центральные владения Карфагенской державы[236] (совр. Тунис и часть Алжира).

Казни сенаторов не предотвратили нового заговора. К сожалению, наши сведения о нем самые скудные. О том, что он был, мы знаем из сообщения Светония, который пишет, что заговор этот был вторым после заговора Пизона и случился не в Риме, но в Беневенте. Вождем заговора биограф Нерона называет Винициана.[237] О самом Аннии Винициане мы узнаем уже из сообщения Диона Кассия. Анний Винициан был зятем знаменитого полководца Гнея Домиция Корбулона, командовавшего римскими легионами на Востоке во время многолетней войны с Парфией. Винициан был молод и пользовался расположением Нерона, поскольку был назначен командиром легиона — легатом, хотя возраст его еще не соответствовал столь высокому назначению. Это был знак высокого доверия со стороны императора.[238] В мае 66 года, как раз во время процесса над Тразеей Петом, Бареей Сораном и Сервилией, Винициан прибыл в Рим, сопровождая царя Армении Тиридата, который должен был получить корону из рук Нерона согласно договоренности трехлетней давности между Римом и Парфией.

Заговор Винициана, возможно, был импровизацией. Молодой легат, за годы войны оторвавшийся от мирной жизни, мог быть потрясен происшедшими переменами. Ссылка его родного брата Анния Поллиона, наверняка несправедливая, расправа над женой Поллиона — Сервилией и ее отцом Бареей Сораном могли произвести на Винициана столь сильное впечатление, что он решился отомстить Нерону за его неправедный суд. То, что сенат просто исполнял заранее известное пожелание принцепса, понять ему было нетрудно, как и догадаться о совершенной вздорности предъявленных несчастным обвинений. Почему с заговором связан город Беневент, а не Рим? Беневент, расположенный на юго-востоке от Рима, в центральной части Южной Италии, знаменит тем, что близ него в 275 году до новой эры консул Маний Курий Дентат наголову разгромил грозного эпирского царя Пирра, находился на полпути из Рима к портам на Адриатике Барию или Брундизию, откуда лежала наиболее короткая морская дорога в Грецию. То, что Нерон собирается совершить поездку в Грецию, могло быть известно, как известен и маршрут императора. Скорее всего, заговорщики хотели перехватить Нерона во время его путешествия в Беневенте, но это им не удалось. По каким-то причинам заговор был изобличен и последовали новые расправы. Погиб наверняка сам Винициан, но главная смерть, ставшая самым значимым последствием этого заговора, случилась несколько позже в Греции, куда в конце года отправился Нерон. Полководец Корбулон был вызван Нероном, прибыл в Коринф, где находился император, и там то ли был убит, то ли принужден к самоубийству. Известно, что сказал старый воин перед смертью: «Заслужил!» Сказано это было по-гречески и звучало как «Axios!». Какой смысл вложил полководец в последнее слово в своей жизни — можно только догадываться. Не верится, чтобы таким образом Корбулон прямо признавал свою заслуженную вину. Ближе к истине представляется мысль, что, вложив всю горечь в это слово, он корил себя за покорное исполнение повеления Нерона. Ведь не так уж и трудно было догадаться о роковом смысле такого приказа.

У истории нет сослагательного наклонения, поэтому разговоры на тему, что было бы, если бы… совершенно непродуктивны, ибо выводы, из них вытекающие, обычно зависят от полета фантазии того, кто в воображении своем рисует яркие картины возможных интереснейших поворотов в истории стран, народов

Вы читаете Нерон
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату