Юлиус Эвола, Рене Генон и христианство

утверждается не столько социальная неразрывность брачных уз, сколько то, что исповедует Скотт Эриугена: само разделение полов является проявлением человеческого, уже падшего бытия».

Все эти различные примеры достаточно показывают соответствие христианской концепции сексуальности традиционным данным о «метафизике пола». Так называемая путаница между аскетической и обычной жизнью в действительности заключается не более чем в одном

из аспектов среди других эзотерических «падений», в виду дегенеративного состояния мировой эпохи, превращённый в избавление от недозрелого, общего и необратимого стремления к хаосу. Ранее упомянутый «гибридизм» есть «гибридизм» обстоятельства. Если существует «теологическая ненависть к полу», она находится не в самой сущности традиционного христианства, а в его случайной адаптации к условиям Железного века.

Другие традиционные доктрины указали пути, специально приспособленные к предвиденному упадку, к вырожденческому дегенеративному состоянию Кали–юги. Мы ненадолго остановимся на пути Тантры, направлении в индуизме, в частности относящемся к той позиции, которую следует принимать в периоды крайнего упадка по отношению к сексуальной проблеме.

В основе тантрического пути лежит принцип, согласно которому секс является одним из самых сильных путей, внушающих страх растворения, но именно по этой причине, даже с учётом империи, которая занимается упадочническим миром, было бы ошибкой проявлять негативную реакцию против него, проявляя пуританскую «репрессию». Напротив, необходимо начать пробовать это, практиковать вид внутренней гомеопатии, обращать яд в панацею, действовать таким образом, чтобы изначально растворяющий составной элемент, в конце концов, превратился в условие «пробуждения». Максима «Оседлать тигра» хорошо выражает эту способность. Тигр символизирует развратные силы. Вместо того чтобы тщетно пытаться преградить ему путь, вы должна сесть на него верхом и ездить до тех пор, пока силы его не иссякнут. Очевидно, что такая позиция подразумевает огромную опасность. Именно поэтому другое восточное изречение говорит о «хождении по лезвию ножа». Тантрический путь предлагает опасный выбор, который состоит в утрате себя самого с риском окончательно потеряться, качаясь на волнах сексуальности, традиционном препятствии самореализации, чья развратная власть усиливается в виду исторических условий, о которых говорится, что необходимо искать новое свободное пространство, новый ментальный горизонт для внутренней самореализации.

Как внутренняя гомеопатия и сугубо индивидуальный мотив, тантрический путь полностью приемлем. Индивидуальное сознание Тантрика, если он наделён темпераментом, ищущим приключений, обладает способностью различения, если, конечно, она не является всего лишь оправданием его развратных привычек. Никто не сомневается, что, к сожалению, среди «интегральных традиционалистов», принадлежащих тантрическому пути, «оседлавших тигра» сексуальности, есть люди, которые используют тантризм для того, чтобы предаваться исключительно гедонистическим удовольствиям, групповому сексу и другим типичным «передовым» практикам западной современности.

Волна относительная, однако, показывающая, что для половины «интегральных традиционалистов» тантризм не является чуждым некоему антихристианскому снобизму. Современный западный Тантрик охотно приписывает себе решающее превосходство над природой тех, кто избрал для себя христианский путь аскетизма, рыцарской любви или брака с оттенком романтизма. Этот выбор зависит от «темперамента». Мы уже отрицали этот аргумент, показывая, что платонический культ «далёкой принцессы» не являлся бессильной имитацией. Христианство было женоненавистническим. Мы должны подчеркнуть сравнение, приводимое Святым Фомой Аквинским, который сопоставлял женщину и клоаку. В отличие от реакционного пути христианства, Тантризм представлял собой революционный путь.

Правда состоит в том, что все традиции, в согласии с историческим учением о циклах, предвидели события Кали–юги, дегенерацию Железного века, эпохи сексуального разложения, которое является лишь одним из проявлений упадка. Прямое упоминание этого момента мы можем найти во фрагменте из «Вишну Пураны», который Юлиус Эвола включил в дополнение к «Восстанию против современного мира» и, более общим способом, в значительных соответствиях между евангельскими словами, которые объявляют приход «ложных пророков» и священными текстами Индии, предсказывающими другие катастрофы «тёмной эпохи», где «женщины перестанут подчиняться своим мужьям и родителям, они станут эгоистичными, гнусными, лживыми и будут вести распутную жизнь. Они превратится просто в объект наслаждения». Как видно, христианство не имеет монополии на женоненавистничество. В тантризме также нет ничего от «революции». В лучшем случае, можно говорить о весьма относительном женоненавистничестве, абсолютно неотъемлемом от традиции «метафизики пола», презирающем не саму женщину, а то, чем она стала в эпоху упадка. Истинная традиционалистская критика должна учитывать человеческий упадок. Эвола суммирует его в двойном процессе феминизации духовности и материализации мужественности. Что касается революции в этимологическом смысле возвращения к естественному порядку, она является общей конечной целью тантризма и христианства, сражающихся против мирового упадка, в котором, по вине мистификаций фрейдистского пансексуализма, одержимость Эросом утвердила себя в качестве идеологии.

Общая цель, но разные средства. Тантрический путь (который также известен как «Путь Левой Руки»), в сущности, не превосходит христианский путь («Путь Правой Руки»). Если бы возникла необходимость в установлении иерархии между двумя этими путями, возможно, христианский путь, занял бы высшую ступень, таким образом, приближаясь к героическому измерению (в том числе, к повседневному героизму, состоящему в поддержании семьи и воспитании детей), он не подразумевает риска, что неотъемлем от тантрического пути, на котором даже, когда он сводится к простой индивидуальной гомеопатии, субъект может утонуть в потоке всё более стремительных решений, и потерять тело и душу.

КАТОЛИЧЕСКИЙ БРАК

«Гибридизм», объявленный Эволой как христианская концепция, осуждающая сексуальность, также, по словам нашего автора, являлся особой формой католической доктрины брака. Эвола обнаружил ничтожную смесь «священного и мирского» и «буржуазный конформизм», который, основываясь на показной непрерывности, делал из брака «пуританскую видимость чего–то подобного учению о священной проституции или свободной узаконенной любви». Кризис брака тесно связан с кризисом семьи. «В действительности, в большинстве случаев современная семья представляет собой мелкобуржуазный институт, обусловленный почти исключительно конформистскими, утилитарными, примитивно человеческими или в лучшем случае сентиментальными факторами».

«Смешение профанического и сакрального» выделяет событие, которое католицизм связывает с любой парой в тот момент, когда мужчина и женщина вступают в брак в Церкви; трансцендентный характер брак способен принимать лишь в исключительных случаях, поскольку в своём трансцендентном понятии брак есть «великая тайна», о которой говорил св. Павел[59]; на нёй мог быть основан тот «абсолютный, почти героический образ. Такие случаи известны многим традиционным обществам, достаточно привести в качестве примера жён, для которых идея умереть вместе с супругом, казалась совершенно естественной». Чуть позже Эвола добавляет: «Однако нужно отметить, что в том же католичестве теоретическая абсолютность брака как ритуала имеет весьма существенное ограничение. Достаточно вспомнить, что Церковь, запрещающая развод и повторное замужество, тем не менее, разрешает вдовам и вдовцам вступать в новый брак, что, по существу, тождественно нарушению верности и, в лучшем случае, допустимо лишь исходя из откровенно материалистической предпосылки, иными словами, предположения, что умерший супруг, с которым, благодаря сверхъестественной силе ритуала, были соединены неразрывными узами, действительно прекращает своё существование. Эта нелогичность является одним из признаков, показывающих, что католический религиозный закон, далёкий от того, чтобы принять в расчёт трансцендентные духовные факторы, превращает таинство в чисто вспомогательное средство, поддерживающее существование общества, в обыкновенный элемент профанической жизни за счёт его искажения или сведения к простой формальности».