Юлиус Эвола, Рене Генон и христианство

человеке и мире. В связи с человеческим представлением о божественном («идея Бога», которой падре В.Шмидт[10] посвятил объёмную работу), мы упомянем тезис «изначального монотеизма» этого католического антрополога, которому Эвола возносит хвалу в книге «Маски и лики современного спиритуализма». В действительности возможно, что параллельно с созерцанием сверхмира как области Первоначального Единства, духовный характер истоков замыслил Бога как единое Существо, заключившее в себе все противоположности. Подобным же образом Мирча Элиаде объясняет три монотеистические религии — иудаизм, христианство и ислам — определением «монотеистическая революция», что очень мудро, если понимать под «революцией», согласно латинской этимологии этого термина — движение, побуждаемое желанием вернуться к изначальному состоянию. Генон утверждает, что каждая великая традиция обязательно монотеистическая в той мере, в какой она пытается обрести связь с высшим Единством, присущим духовному характеру истоков.

Сама идея Изначальной Традиции находится за пределами отдельных структур, и продолжается в чётко детерминированной части истории религий, в концепции, которая отличает за рамками случайных феноменов, обусловленных течением времени и пространства, единство, что одновременно их объединяет и преодолевает. Так Фритьоф Шуон смог воскресить «трансцендентное единство религий». Метаполитика и метафизика пола предполагают иные проявления Изначального Единства, предшествующего и превосходящего множественность физического мира: это, соответственно, синтез духовной и светской власти, и миф об Андрогине, на который христианская традиция намекает через Слово Святого Луки, Святого Матфея и Скота Эриугены.

В традиционном мировоззрении, идея Изначального Единства, возникла в пору ностальгии по первоначальной эпохе, где различия и конфликты разрешались через общее метафизическое напряжение в интегральном и трансцендентном синтезе.

Эту счастливую эпоху мира, порядка, равновесия и гармонии мы обычно называем Золотым веком, согласно терминологии Гесиода. И это не что иное, как Рай христианской традиции, изначальное состояние высокой духовности, о котором все традиции сохранили светлое воспоминание.

С того момента, как метафизическое напряжение начинает отражаться в мире истоков, происходит головокружительное падение в хаос, неотъемлемый от материи. «Первородный грех» христианской традиции не что иное, как причина этого упадка. Он включает в себя четыре этапа: это традиционная доктрина четырёх эпох, которые продолжаются в течение Манвантары (в индуистской традиции, так называется цикл, соответствующий истории человечества). Мы не будем подробно описывать здесь особенности золотого, серебряного, бронзового и железного веков. Мы ограничимся напоминанием о том, что их последовательное появление в истории нынешней Манвантары параллельно возрастающему удалению современного человечества от изначальной духовности. Здесь говорится об управлении, которое не исключает попытки успешного восстановления. Согласно Генону, в самом сердце железного века, происхождение которого восходит к «историческим» временам, должна произойти светлая революция — в этимологическом смысле этого термина — западного христианского Средневековья. Но, учитывая состояние упадка современного человечества, такие попытки всегда были обречены на скорую абсорбцию во всё более порывистом течении духовности, соответствующей условиям своей эпохи. Случается и так, что иные традиции, даже сохраняя первичную духовность, вынуждены адаптироваться к условиям своего времени. Это ситуация христианства, двусмысленность которой происходит из двух различных направлений, сосуществующих в лоне его доктрины: с одной стороны — бесспорное следование Традиции, с другой — попытка приспособиться к условиям Кали–юги.

ДВУСМЫСЛЕННОСТЬ ХРИСТИАНСТВА

В традиционном мировоззрении Золотой Век — не только объект ностальгии. Это также объект надежды. Рай, быстро утраченный на фоне прошлого и прогнозируемый на горизонте будущего. Каждый цикл содержит в себе семена нового человечества. Конец текущей Манвантары совпадает с началом нового цикла, что откроется Золотым Веком. Столкнувшись с собственным растворением в Кали–югу (индуистский термин, который означает железный век, «тёмный век», эпоху Кали, богини разрушения), этот вновь возвращённый Рай символически воссоединяется с вечностью. Это «тысячелетнее царство», объявленное в Апокалипсисе.

Во время традиционного завершения цикла, христианство вызывает неоднозначную реакцию своей верой в возвращение Золотого Века и вестника нового человечества. Кто–то склонен видеть в этом мессианстве разрыв связей с другими традициями и считать его специфической чертой христианской (и еврейской) традиции. В действительности же это мессианство — только усиление общей традиционной тенденции, навязанной историческими условиями. Таким образом, христианская концепция Парусии (возвращение Христа в конце времён) имеет эквивалент в других религиях. Торжествующему Христу, который восстанавливает порядок и правосудие, в индуистской традиции соответствует Калки–Мститель, который положит конец беспорядку и растворению железного века с колоссальными разрушениями (см. Savitri Devi, Souvenirs et reflexions d'une aryenne, стр. 199). Если время от времени христианство представляет спектакль мессианства, то лишь по мере того, как исторический театр действий приближается к заключительному этапу «конца времён», упомянутому в Евангелии, в эту эпоху всеобщего и необратимого упадка, когда единственная причина для того, чтобы жить, заключается в надежде на новый Золотой Век.

Такова двусмысленность христианства: в нём уживаются два элемента чистой традиционной доктрины и проблематики разумного приспособления к условиям конца Цикла. Усилия и адаптация христианской традиции к условиям Кали–юги различно интерпретируются. Некоторые усматривают в этом возможность презирать христианство, клеймить его как мессианизм, который не соответствует западному менталитету. Другие видят в этом нововведение, которым христианство может гордиться, претендуя на своё превосходство перед другими традициями. Так полагают многие католики: воплощённое Слово, традиция, происходящая от прямого вмешательства Бога в историю, христианство, имеет характер абсолютной новизны и духовного превосходства по отношению к другим традициям. На самом деле речь идёт об относительной, объяснимой новизне в общей структуре нынешней Манвантары. Вмешательство Бога в историю через Воплощённый Глагол, было необходимо в виду состояния крайней дегенерации Цикла и человечества, которое ему соответствовало. В этом так называемое превосходство христианской традиции. Христианство не является самой лучшей религией. Это лучшая религия лишь в обстоятельствах железного века, традиция, более приспособленная к крайне распущенной эпохе, где человечество потеряно в материальной хаосе и «царстве количества».

Лукас Кранах Старший. Золотой Век.

НАША МЕТАПОЛИТИЧЕСКАЯ ЦЕЛЬ

Поль Серан напоминает нам, что в своём стремлении к цивилизации «интегрального христианства», Генон всегда находится «вне и выше модернистских перспектив фундаменталистов». Такой же является и наша точка зрения в анализе христианства как метаполитического явления. Не следует приходить к заключению, что мы ставим на один уровень абсурдные критерии аджорнаменто[11] с гораздо более интересными концепциями архиепископа Лефевра[12] и аббата Жоржа де Нанта[13]. Для нас, как и для фундаменталистов, христианская концепция общества основывается на значении порядка, власти и аристократии, при условии понимания этих условий в их высшем смысле. Согласно греческой этимологии, аристократия означает «правление лучших», что назначены таковыми в соответствии с духовными