привлекать? До Москвы далеко, а здесь все друг с другом связаны». Я опешил — все-таки XXI век и никто не мешает вести кампанию в Интернете.
«Что тогда заставляет вас заниматься неудобным, непрестижным, опасным делом?» Подкорытов пробормотал, что ответа нет. «Не могу остановиться».
Это и был ответ.
Представьте, человек преобразовывает среду, страну, делает что-то для нее, платит ей налоги. Он привык производить, поставлять и не мыслит о том, чтобы закрыть бизнес. А переносить его некуда — в Японии марикультурой занимается отрасль, нелюбезная к чужаку.
Бежать тоже некуда, страх и гнев накладываются на желание жертвы крикнуть: что-то не так! Взрывоопасная смесь. Но может, Подкорытов — редкий персонаж?
К сожалению, нет. Есть показатель, который отражает, насколько бедствует бизнесмен, — рейтинг Doing Business[5]. Согласно ему, удобнее вести дела в Папуа — Новой Гвинее, чем в России.
Так зачем делать бизнес там, где это неудобно, непрестижно и опасно?
Этот вопрос я задавал героям очерков, которые писал для журнала Forbes. Я провел полсотни интервью, встречаясь с предпринимателями, которые не просто создавали бизнес, но также генерировали идеи и проекты, менявшие среду. Они рассказывали, как преобразовывают мир и до чего их довела страсть прогрессора. Откуда взялось поколение тридцатилетних, которое не замечает проклятых проблем тех, кто родился на десять лет раньше.
Их истории стали поводом к этой книге. Я расскажу, чем пожертвовал сын плотника, чтобы сохранить многомиллионный бизнес в архангельской глуши, и что случилось с владельцем маслодавильной компании, занявшимся социальной инженерией. Что движет миллиардером, который каждый день заматывает ноги в портянки и спускается в угольную шахту. Как выпускники Стенфорда растят компанию с культурой Силиконовой долины, сторонясь государственных оранжерей типа Сколково. Как относятся к бизнесу старообрядцы и зачем археолог, занимавшийся эпохой Великого переселения, перенес ее события в свою жизнь и стал предпринимателем-кочевником.
Я старался, чтобы книга стала не только физиологическим очерком бизнесмена, но и очерком перемен, которые происходили с людьми, когда они превращались в предпринимателей и начинали действовать.
У писателя Юрия Коваля есть рассказ, где герой гуляет по лесу и вдруг слышит чей-то шепот, вертит головой, а потом понимает — деревья, травы, ветер просят: «И о нас напиши, и о нас напиши».
Сходное чувство я испытывал, когда разбирался в своих героях — мне хотелось транслировать их истории миру. Когда подступал пафос, я вспоминал старателя Лабуня, который, услышав, что текст о его артели до публикации увидеть не удастся, прохрипел в трубку: «Пиши, пиши. А если не так напишешь, мы тебя приделаем. Шучу, кха-кха, шучу…»
Когда мы покидали остров, Подкорытов прислонился к мачте и что-то рассматривал вдали, шевеля губами. Я понял, что он поет, но не мог разобрать слов — их относил ветер. Белый парусник скрылся, штормило.
Волны подбрасывали катер, и всю дорогу Подкорытов пел, вцепившись в мачту. Не знаю, как с него не сорвало очки. Пути было 40 километров.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ТОЧКИ ЭКСТРЕМУМА
«Кризис? Прекрасно!» «Падение рынка? Повод выбрать лучших из уволенных конкурентами!» «Предали сотрудники? Изобретите бизнес-модель, где лентяи не нужны!» Классика бизнес-школ неплохо выглядит в теории — экстремальные обстоятельства толкают к инновациям, стресс стимулирует и бла- бла.
Я хотел бы рассказать, как на самом деле себя чувствует предприниматель в точках экстремума. Финансист химической компании подкладывает под нары газеты и кутается в пальто, чтобы не замерзнуть в тюремной камере, — ее посадили за нежелание сотрудничать с коррупционерами, а она вышла и создала движение, защищающее бизнесменов от наездов. Потомки казаков-первопроходцев, оставшихся жить на берегу Ледовитого океана, не хотят уходить с земли, где осели предки, и ведут рыболовецкий бизнес, но логистические издержки не позволяют им сводить концы с концами. Король подсолнечного масла бьется с нерадивыми крестьянами, разочаровывается в людях и выстраивает в компании подобие секты.
Эти и другие герои — жертвы национальных особенностей бизнеса. Их истории невозможно представить в странах, где предпринимателей считают достойной ролевой моделью. Тем не менее, находясь в точках экстремума, они развивают бизнес там, где начали. Что ими движет?
Глава I. Апельсины и глина
Неосвоенность территорий, которые подарили Российская империя и Союз, деморализует бизнесменов еще на стадии подсчета транспортных издержек. Один из них сказал: «Если хочешь экспансии, твердо знай, что вокруг пустыня, и думай, думай о логистике — больше, чем о продукте, чем о чем-то бы то ни было». Нигде в мире география не доставляет стольких проблем — если, конечно, не найти изобретательный способ выкрутиться из обстоятельств.
Сначала человек различал три цвета: синий — небо, белый — земля, коричневый — анорак. Потом белый поглотил мир. До пурги жил рельеф — холм, река, куст, — а теперь все скрылось. Солнце светит, но через заполненный падающей ватой воздух не видно, где оно; везде.
Проныл самолет. Если видеть, куда летит, можно догадаться, где какая сторона света. Но белое съело солнце, что говорить о самолете. Остается гул двигателей, но проклятая вата рассеивает и его.
Семьдесят первая параллель. Человек стоял на коленях среди тундры, молился и прятался от ветра и залеплявшей глаза пурги за сломанный снегоход.
Человек стыл, танцевал на снегу, вытаптывая пятачок среди сугробов, по бедра в белом, и проклинал край земли, куда его занесло. Вытанцовывалось неважно. Сковывали не окружающие –40, а смертный страх.
Когда задуло, он, конечно, вспомнил, что ему говорили: раскапывай снег до земли и смотри, как на компас, куда трава лежит. Раскопал, даже согрелся, но надо же помнить, какой ветер дул, когда ложился первый снег, чтобы наклон травинок сказал что-то о сторонах света.
Ужас душил потерявшегося еще и потому, что если бы развиднелось и он починил снегоход — все равно не уехал бы, поскольку заблудился в ландшафте без свойств. Местные умеют искать путь по застругам на снегу, звездам, читать звуки, ветер, следы, а он — нет.
Вдруг показалось, что скрипят полозья, кто-то едет. Слышно, как дышат и спешат лайки. Сначала он испугался, потому что местные говорили, что в метель по тундре, которую они зовут сендухой, а он — пустыней, кружит сендушный — мужичок без бровей — и набирает слуг из живых душ. Помотал головой — не верю в бред, но здесь пустыня, пространство убеждает, что вокруг реальность, которая подчиняется неясным законам.
После танца занемели ноги. Человек понял, что сопротивляться незачем и опустился на колени, позволив белому цвету обнять его за плечи.
Он родился на пахнущем розмарином юге, у гор и моря, полного осетра и нефти. Его звали
