Европейского Севера. Всю зиму Федор проторчал в хранилище, описывая черепки и замеряя пряжки. Тягомотина, да — зато стажеру светила летняя экспедиция.
На третий день этой экспедиции он лежал, слушая зуд насекомых, кружащих в поисках траектории для пикирования на нетронутые части тела, и страдал. Как ни противно было признавать, родители предсказали его беды точно — палатка оказалась промозглой, насекомые свирепыми, быт первобытным, а труд скучным. Коллеги сидели в раскопе, хлестали у костра водку и насиловали мозг хоррором о черном археологе.
Впрочем, Федор не сомневался в своем призвании и терпел.
Васкул взял его в ученики. Федор стал изучать Великое переселение — какая сила сорвала народы с их земли, закружила и разметала по континенту? Существовала гипотеза, что до Коми доползла часть кочевых племен иранского происхождения, родственных скифам, — но что с ними происходило дальше, никто не раскапывал. Федор поступил на истфак Сыктывкарского университета, чтобы разобраться в этом вопросе.
Он подавал документы и в Ленинградский университет, но не добрал там балла. Зато прошвырнулся по клубам, где рвали струны и бились головой о колонку панковские бэнды. В каком-то накуренном подвале ему сунули газету «Лимонка». Он развернул ее и ощутил, как испорченное настроение выправляется. Национал-большевики жгли: гадов перевешать, заводы национализировать, хаос посеять, Евразию возродить.
Бред, конечно. Но, во-первых, реальность вокруг еще абсурднее. В депутатах сидят красные директора, та же разруха, заскорузлость мозга, имбецильная «работа с молодежью», крышевание, нищета. Мордор расцвел? Пора рушить!
А во-вторых, Федору давно хотелось найти единомышленников, он интересовался анархо- социалистическими течениями, читал Герберта Маркузе и Ги Дебора. От слова «революция» кружилась голова. И он написал в штаб примерно так: «Товарищ Лимонов. Вокруг бред и рожи. Я прочел программу и хочу расцеловать вас в десны. То есть мне нравится платформа. Хочу ячейку тоже. Помогите советом, “Лимонкой”, пачкой по возможности толстой».
Лимонов ответил: «Товарищ Федор, необходимо сколотить банду единомышленников, распространять газету, держать связь с центром и быть готовым к акциям. Первую пачку “Лимонки” и партбилеты пришлем такого-то числа в 16.30 с московским поездом. Вагон сообщим позже. Ждите!»
1999–2006, СЫКТЫВКАР
За пазухой баллон с краской, на ногах ботинки со шнуровкой едва не до бедра. Люди с кровавыми партбилетами шагают к пустырю за филармонией. Агитвойна подразумевает захват умов и ловлю душ.
Пустырь кишит разгильдяями, которые орут что-то немелодичное. Вокал похож на дребезжание пластинки, гитара расстроена, а у слушателей в моде пиво с подмешанным димедролом и трава. «Милостивые государи! — восклицает Федор. — Милостивые государи, минуту внимания. Известно ли вам, что Егор Летов вступил в партию? В нашу! Присоединяйтесь». (Менее куртуазно, но смысл такой.)
«Ввва-ау-у!» — выдыхает пустырь. «C нами Че Гевара». — «Йе-е-е-е!» — орут панки. «Духовно», — прибавляет Федор.
Кодла новообращенных шатается по городу, пугая прохожих, и он подписывает партбилеты. Проходя по центральной улице, внезапно бросается к стене дома, выхватывает баллончик и распыляет черное так, чтобы видели все: «Бунт — дело правое!»
Девочки тают. Плюс семь соратников. Товарищ Лимонов в письмах хвалит и дает советы.
Друзья порицают Федора. Приятель по кличке Батя ругает за презрение к власти. В школе они смотрелись эстрадным дуэтом: Федор — невысокий блондин с мягкими чертами лица, а Батя — двухметровая крутоскулая каланча. Затусовались на почве любви к былому. Федор носился с Великим переселением, а каланча торчала на римской истории, знала латынь и читала Марка Аврелия в подлиннике.
Батя манкировал нацболами и звал Федора чертовым карбонарием, который разваливает страну, — несмотря на то, что сам косил под неформала, отрастил хаер и таскал косуху в заклепках.
Порядок нужен и сильная рука, говорил он, а Федор посмеивался — не может быть образованный человек таким червяком. Когда Батя из принципа ушел в армию, Федор не удивился, но понадеялся, что гарнизонный ад намекнет ему — режим прогнил так, что пора демонтировать…
Нацболы гремят в городе. Американцы бомбят славян в Косово, и Федор вызванивает соратников на площадь. Там уныло переминаются с ноги на ногу коммунисты. Федор выхватывает у кого-то мегафон и давит гашетку: «Смерть! Смерть захватчикам!» Соратники льют бензин на звездно-полосатую тряпку и поджигают. «Смерть захватчикам!» — надрывается Федор.
Болото заглатывает крик. Назгулы ставят галочку в личном деле и дремлют дальше, стены крепости Саурона отражают звук. «Вестник Мордора» сокрушается: разболталась наша молодежь.
Федор чувствует, что увяз. Результата нет.
Хуже того: он сознает, что идейных единицы, а массам нравится бузить и мучить гитару. Лимонов внезапно начинает гнать пургу про Сталина-Берию-ГУЛАГ, лепит к евразийству православие — становится ясно, что внятной программы нет.
Федор решает остаться в археологах и не делать политкарьеры. Воодушевлять людей научился — и хватит. Наука занятнее криков в пустоту.
Из письма Лимонову: «Я разочаровался в вашей партии. Вы — арт-проект, а я хочу дела».
Лимонов реагирует без промедления: «Вы предатель, бразды правления отдайте заместителю». Письмо на стандартном бланке, гневная приписка от вождя скачет где-то внизу.
Федор погружается в археологию. Его гипотеза заключается в том, что кочевники, родственные скифам, жили на территории Коми. Что загнало их на север — гунны, поиск лучшей земли, — сказать сложно. Они явились гордыми и воинственными скотоводами, на их украшениях были сцены из кочевой жизни. Но вскоре устали и превратились в охотников, слились с местными, в их предметы вселилась «звериная» культура — изображения животных, которых они промышляли.
Статья о деградантах выходит в «Материалах по археологии Европейского Северо-Востока». Федор — отличник; ему светят красный диплом и аспирантура. Однако научрук решил воспитать его: поработай-ка несколько лет над другой темой — заслужи право изучать Переселение.
Федор оглядывается на жизнь. Желания возглавлять бунтовщиков нет, а научная карьера подразумевает долгий извилистый путь к цели. Где применить себя?
Студентом он подрабатывал как веб-дизайнер и копирайтер в рекламном агентстве, принадлежащем матери. Поэтому когда увидел объявление о наборе в отдел маркетинга гипермаркета «Город мастеров» — отправился туда не раздумывая.
И не ошибся, потому что владелец «Города» Иван Дегтярев — это прототип Федора, селфмейдмен из предыдущего поколения. Дегтярев начал с сети строительных магазинов в Ухте, потом перебрался в Сыктывкар. Построил супермаркет и пригласил возглавить его турка, который управлял первым русским «Рамстором». Затем купил землю в пойме Сысолы и выстроил поселок для богатых.
Когда я спросил Дегтярева, можно ли снять панораму его «рублевки» с верхотуры, он метнулся к старой водонапорной башне. В костюме едва не от Brioni залез по узкой лестнице без перил, посыпая фотографа сухим голубиным пометом, выбрался на хлипкий балкон и с обидой произнес: «Черт, деревья загораживают».
Так вот, Дегтярев сообщил Федору, что они работают прозрачно, без взяток и откатов. Рекламу можешь выдумывать любую, лишь бы действовала.
Федор обрадовался. Работодатель не был похож на денежный мешок, который предлагал вздернуть Лимонов. Дегтярев — неформал от капитализма; а сам капитализм оказался не звероподобным — он давал свободу, каждому по способностям.
Федор нанялся продвигать «Город мастеров». Рисовал плакаты, оттачивал слоганы. Орал матом на продавцов рекламных мест, которые предлагали отстегнуть за размещение плакатов у них. Те обижались, так как по-другому не умели.
Надолго у Дегтярева Федор не задержался. Небольшое рекламное агентство, которым владела его
