близко, и при этом без большого шума. Крадучись, обходим вагон.
Так и есть!
Небольшое окошко в стенке сейчас приоткрыто, и оттуда слышна какая-то возня. Хм, но кто туда залез? Окошко-то очень небольшое!
Прячемся за углом вагона и осторожно выглядываем за угол.
Долго ожидать не пришлось, внутри завозились, и из окошка появились ноги в стоптанных сапогах — вор вылезал наружу.
Франц внезапно подпрыгивает и одним рывком выдергивает обладателя сапог на улицу. Как морковку из грядки!
Плюх!
Во все стороны летит пыль и щепки — вор врезается в кучу каких-то старых досок. Ну и ну! Вот это бросок!
Впрочем, ничего удивительного здесь нет, воришка весьма невысок ростом. Да это же мальчишка! То-то он в окно пролез… Падение его слегка оглушает, и он беспомощно ворочается на земле, пытаясь придти в себя. Наклоняюсь и поднимаю с земли упаковку бинтов — он выронил её, когда летел по воздуху.
— Смотри, — говорю я товарищу, — наши бинты! Вот кто их таскал!
Кегель берет их у меня из руки и присаживается на корточки перед лежащим. Паренек с испугом на него смотрит. Ну, ещё бы! Франц и в хорошем-то настроении выглядит пугающе, а уж сейчас…
— Кто ты? — Кегель с интересом разглядывает мальчишку. — И зачем тебе бинты?
Тот молчит, только его глаза затравленно бегают вокруг. А ведь он влип! За такие вещи… в общем, я ему не завидую.
Не меняя своего положения, Франц выбрасывает вперед руку.
Хлоп!
И от основательной затрещины, с головы парня слетает кепка.
— Ну?
— Я… мне есть нечего…
Вот тебе и раз! Мне понятны его слова! Но Кегель недовольно покачивает головой — он ответа не понял.
— Мне ударить тебя ещё раз? — угрожающе произносит он.
— Франц! Он есть хочет! — выпаливаю я.
— С чего ты это взял?
— Ну… он сам сказал…
— И ты понял? — недоверчиво смотрит он на меня.
— Ну уж слово «есть», я как-нибудь разберу!
— Спроси у него, как часто он сюда залезал?
— Как? В смысле — как я его спрошу?
— Как-нибудь, — пожимает он плечами. — То, что он голоден, понял же?
— Э-э-э… — чешу я висок. — Попробую, но… сам понимаешь, я же не переводчик!
Присаживаюсь на корточки перед полулежащим парнем.
— Ты… Ты — вор?
Не знаю, правильно ли я это говорю, но парень вдруг краснеет. Понял?
— Нам есть нечего! Вы забрали еду, и все подыхают с голоду!
Понял!
— Стоп! — вытягиваю вперед раскрытую ладонь. — Ты — как много раз — сюда?
Киваю в сторону вагона.
— Да что ты заладил, фриц?! Много — не много… Нам есть нечего!
— Он путает моё имя, — недовольно произносит Кегель. — Я Франц!
— Э-э-э… я думаю, он вовсе не тебя имеет в виду. Всё то же — хочет есть!
— Он часто сюда залезал?
— Не похоже. Думаю, что в первый раз. Что будем с ним делать?
Действительно, что? По логике вещей — сдать в полицию. Но это ему вылезет боком, за такие вещи по голове не погладят! И мы оба это понимаем.
Франц внезапно сдергивает с парня пальтишко и трясет его. На землю падают какие-то немудреные вещи, зажигалка, какие-то железки — обычный хлам, который таскает в карманах любой мальчишка. Кегель рывком поднимает парня на ноги и ощупывает у него карманы.
Пусто.
В том смысле, что ничего интересного там нет. Нет бинтов, медикаментов и еды тоже никакой.
— Он не врёт… — глухо говорит мой товарищ.
Обернувшись, он делает два шага к вагону и, размахнувшись, ловко забрасывает в окно упаковку бинтов.
— Вот так! Нет никакой кражи!
М-м-да? Даже так?
— Что у тебя с собою из еды?
— Галеты… Сыр ещё есть…
— Дай сюда! — Франц забирает у меня продукты и, вытащив из своего кармана банку сардин, суёт всё это растерянному мальчишке.
— Вон! — делает он недвусмысленный жест рукой. — Бежать!
— И почему ты так поступил? — провожая взглядом улепетывающего парня, спрашиваю я.
— Ты знаешь, что такое голод? Когда нечего есть, и родная сестра выходит на панель, чтобы прокормить своих младших братьев?
— Н-нет… не довелось такое испытать…
— Тогда ты меня не поймешь…
А через пару дней меня вызвали в один из кабинетов госпиталя. Зашедший санитар кивнул на дверь в коридор и посоветовал поторапливаться, мол, времени немного, а герр оберарцт — человек занятой.
Поднимаюсь на второй этаж и топаю к указанному кабинету. Стучусь.
— Войдите!
— Герр оберарцт! — вытягиваюсь я на пороге. — Прибыл согласно вашему приказу!
— Вот как? — прищуривается сидящий в кабинете пожилой врач. — Прибыл? А кто прибыл? Отчего не представляешься?
— Виноват, герр оберарцт! Но я до сих пор не помню своей фамилии! Да и в имени, откровенно говоря, тоже не до конца уверен…
— Понятно… — кивает Киршбеер (надо думать, что это он, кому же ещё я тут нужен, кроме него?). — Ладно, гренадер, садись-ка ты на кушетку.
Он подходит ко мне и теплыми чуткими пальцами ощупывает мою голову, разворачивает меня лицом к свету и всматривается в глаза. Возвращается к столу и, листая лежащие на нём бумаги, начинает подробные расспросы. О чём? Да обо всём. Как я сплю, вкусно ли здесь кормят, и чего мы делаем в команде выздоравливающих. Давно ли я читал газеты, и какие новости заинтересовали меня более всего. И многое другое, на мой взгляд, совершенно не относящееся к делу. Странный случай, когда меня вдруг стошнило после выпитого шнапса, его отчего-то совсем не удивил. Впрочем, он врач и ему виднее. Стараюсь не пропускать никаких мелочей. Вот, разве что, про происшествие на станции ничего ему не рассказал… Но, напрямую он и не спрашивал, так что, обвинить меня в неискренности — не за что. Примерно через час оберарцт замолкает и некоторое время что-то пишет.
— Угум… понятно. События последних дней ты помнишь. Даже и в деталях, это хорошо! А вот всё предыдущее… Ретроградная амнезия? Очень возможно… Ну что ж… попробуем так…
Он встает и, подойдя к шкафу в углу комнаты, открывает дверцу.
— Держи!
И через всю комнату ко мне летит карабин.
— Заряжай!
