Отступил ненадолго, что было понятно всем.
Пройдет какое-то время, и Абдальяр снова попытается завершить начатое дело.
Скардарский флот вечно находиться в имперских водах не сможет, и стоит ему уйти, случится одно из двух: Абдальяр либо попытается покончить с флотом Империи, либо отправится в Скардар, чтобы покончить с флотом у него. Поодиночке ни нам, ни Скардару одолеть Абдальяр невозможно, это отчетливо все понимали. Для окончательного разгрома абдальярского флота и был затеян поход по-прежнему объединенными флотами Империи и Скардара.
Вторая весть, пришедшая с пакетботом, настоятельно требовала моего возвращения в Трабон, и мне ничего не оставалось, кроме как ей подчиниться.
И пришла она от тех, кто помог нам пленить трабонского короля.
Впечатление от людей, принявших в заговоре против Готома, было двояким.
С одной стороны, они очень помогли, ведь именно пленение готомского короля значительно ускорило и сделало неизбежной победу Империи над Трабоном, в которой, я, впрочем, и не сомневался. Не сомневался, потому что так было положено.
Хотя ход войны мог пойти и по другому сценарию. Как бы не истощена была экономика Трабона, но еще одну войну она бы точно выдержала. И наступление имперских войск просто-напросто опередило наступление армии Готома, который отнюдь не собирался останавливаться на достигнутом. Да и Сайское сражение мы могли проиграть, ведь соотношение сил было примерно равным, а выучка у трабонских солдат все же лучше, чего уж там говорить.
И славу богу, что все это уже позади.
С другой стороны, люди, предавшие короля, были из ближайшего его окружения. Они поддакивали ему, кланялись вслед, и, в конце концов, предали. Да, ими двигало желание спасти Трабон от окончательного разгрома, но, если вдуматься, есть ли оправдание любому предательству, будь оно вызвано хоть чем?
Именно эти люди и стали причиной того, что мне пришлось возвращаться в Трабон. Потому что помимо всех уже перечисленных гарантий, я дал и еще одно: варды вернуться в свои степи. Этого не произошло.
Не произошло по той причине, что верховный дормон вардов, Тотонхорн, очень нездорово выглядевший при последней нашей встрече, окончательно слег и дни его были сочтены. Вообще-то, по его замыслу, в случае его смерти, или в том случае, если он окончательно отойдет от дел, власть должна была перейти в руки его сына — Тотайшана, чего тоже не случилось. К власти пришел другой человек, глава одного из наиболее могущественных вардовских родов. Дормон — должность у вардов выборная, и нового дормона именно выбрали, что сделало власть его легитимной.
Произошло все это потому, что новый дормон, в отличие от прежнего, призывал продолжить поход на юг, вглубь территорий Трабона. Ситуация к тому располагала, ведь в стране был полный разброд: старого короля нет уже, нового нет еще, а армия фактически распущена. Словом, бери все что захочешь, сколько захочешь, и никто не сможет тебе помещать. Именно это и сыграло основную роль при выборе нового дормона, после чего варды во главе с ним двинулись на юг.
— Послать им навстречу имперские войска? — Рассуждал я. — Но варды — союзники Империи, сыгравшие в победе над Трабоном немаловажную роль, ведь Готому не оставалось ничего больше, кроме того, как послать часть своей армии против них, чтобы остановить вторжение Тотонхорна с севера.
Ситуация, на мой взгляд, выглядела крайне нелепой: воевать против бывших союзников, защищая своего недавнего злейшего врага…
Корабль, на мостике которого я находился, был типичным имперским тридцативосьми пушечным фрегатом, имевшим три мачты с полным прямым вооружением. Свой полувековой юбилей он разменял еще несколько лет назад,
так что похвастаться юностью никак не мог, а вот длительного ремонта требовал основательно. По большому счету, я и выбрал то его для возвращения только потому, чтобы не лишать объединенную эскадру более лучшего корабля, тем самым ее ослабив.
Назывался фрегат, на мой взгляд, несколько вычурно — 'Перст судьбы'. Сначала мне пришло в голову, что такое его название с чем-то связано. Например, одна из скардарских тримур имеет название 'Четвертый сын', и, как выяснилось, за ним скрывается целая притча о воинском долге. В ответ на мой вопрос капитан корабля Лейсон Горт лишь пожал плечами: даже не представляю, почему фрегат называется именно так.
Собой он представлял человека примерно моих лет, среднего роста, коренастого, и с гладко выбритым лицом, что само по себе зрелище в этом мире довольно редкое.
С Лейсоном Гортом мы чувствовали по отношению друг к другу взаимную симпатию, хотя бы по той причине, что и он и я не были дворянами урожденными.
Дворянство Лейсон Горт получил не из-за того, что удачно подал императору рогатину при охоте на кабана, как это произошло с предком капитана 'Повелителя морей' Фредом фер Груенуа.
Хотя с предком Фреда не очень удачный пример, ведь когда тот совершал свой самоотверженный поступок, сродни подвигу, он уже был и дворянином, и даже имел титул барона. Кстати, сам Фред несколько лет назад заметил, что сейчас стать графом таким образом уже не удастся, поскольку на троне императрица, которая, как и большинство женщин, терпеть не может охоту.
Если бы он продолжил развивать свою мысль, я бы его убил. Шутка конечно.
Но ведь получалось так, что в согласии с его пусть и не озвученной логикой, я приобрел титул графа благодаря своим альковным подвигам, а мне и без него подобных разговоров в то время хватало. Это сейчас несколько иная ситуация.
И вообще, когда я стал бароном герцогства Эйсен-Гермсайдр, женщина присутствовала, пусть и прямого отношения она к этому не имела. Но ведь я дворянство и в Скардаре получил, а там женщинами даже не пахло!
Лейсон Горт стал дворянином, действительно совершив подвиг. В те времена он еще ходил помощником артиллерийского офицера, и самое большое, на что он мог рассчитывать, не имея благородного происхождения — со временем его заменить.
Тогда Горт, а произошло это событие еще пару десятков лет тому назад, сумел переправить канат на гибнущий корабль, выскочивший на камни во время шторма: совершил то, на что остальные не решились, слишком уж велика была вероятность погибнуть. Благодаря канату большую часть экипажа удалось спасти. Вероятно, награждение было бы более скромным, но среди спасенных оказался родственник герцога Вандерера, который сам является родственником императорской семьи, пусть и очень дальним.
Кстати, перенеслась мысль на новую тему, у Коллайна категорически не складываются отношения с герцогом. Нет, он бывает у него в доме, с виду проявляя искреннюю любезность, но за глаза всегда ворчит:
— Не нравится мне господин Вандерер, не нравится и все тут. А почему — я и сам не пойму, как будто бы к этому нет никаких предпосылок.
Обычно чутью Анри я всегда доверял, он очень редко ошибался в людях, в чем мне много раз приходилось убеждаться, но в отношении герцога, вероятно, был не тот случай.
Что же касается самого Леймона Горта, после получения дворянства карьера его складывалась довольно стремительно, и он принял командование первым своим кораблем, когда ему еще было далеко до тридцати.
Кроме того, в своей среде он считался везунчиком, и к тому были все основания. Читал я, что в Великобритании, даже во времена Второй Мировой войны, в личных делах военно-морских офицеров существовала графа 'удачливость'. Так вот, Леймону Горту смело можно ставить в этой графе крестик. Или галочку, не представляю, что там положено ставить.
Побывать в таком жестоком сражении, причем оказаться в самом его пекле и вывести из него корабль практически без повреждений!..
Да уж, без удачи дело точно не обошлось. Незаурядный, в общем, человек, Леймон Горт, и я, наконец, смог определиться, кто примет под командование систершип 'Властелина морей', грозивший через несколько месяцев сойти со стапелей.
А сражение действительно оказалось очень жарким. И я в очередной раз был горячо благодарен
