сделано руками и умом миллионов людей. Но, когда-то, очень давно, вдруг пошел гулять по этому полю коричневый чертополох. Его вырубили, да не дорубили, корешки кое-где остались, и, если их окончательно не выкорчевать — могут дать они новые побеги, разрастутся, заполнят поле, высосут из него все соки и силы.
Алексей гнал прочь от себя эти видения, но избавиться от них не мог, слишком горестным было то, что виделось за строками документов о расправах карателей, за словами очевидцев, уцелевших в те страшные дни.
Целые заросли коричневых колючек, и цветы на них гнилые, это не цветы даже, а плесень, пожирающая все живое.
Он однажды рассказал об этом неотступном видении Гере, ему надо было с кем-то поделиться своими мыслями, а Гера за последние месяцы стала ему, как это ни было для него странно, близким человеком.
Гера вообще как-то неожиданно изменилась: меньше стала «пылить», то есть вспыхивать по пустякам, иногда, разговаривая с Алексеем, вдруг замолкала. Домой к себе Алексея она больше не приглашала. Однажды равнодушно сообщила, что у мамы в универмаге была ревизия, все обошлось благополучно, полный ажур.
— Вот видишь, — обрадовался Алексей.
— Вижу впереди кошмары и катастрофы, — с болью сказала Гера. — Вот так-то, мой дорогой сыщик. Сейчас только затишье…
Она тихо, с грустью напела:
— Слова и музыка мои, — как обычно, прокомментировала девушка.
— Чего это ты такая? — наконец заметил Алексей ее душевную неустроенность.
— Пора взрослеть и… умнеть, — неопределенно ответила она.
Вскоре Ганс прислал обстоятельное письмо. В нем он рассказал о двух своих встречах… с Ирмой Раабе.
«В предыдущем письме я тебе сообщил, — писал Ганс, — что на нашу демонстрацию напали молодые неонацисты и командовала ими твоя «знакомая» по Парижу Ирма Раабе. Выяснил я это следующим образом…»
Отлежавшись немного после потасовки, Ганс вместе со своими друзьями решил выяснить, кто же все-таки была та белокурая истеричка, которая так решительно предводительствовала у «коричневых». Особого труда это не составило — молодые наци проводили сборища открыто, у них были излюбленные пивные и дискотеки. Вскоре Гансу назвали имя — Ирма Раабе. Он тут же вспомнил рассказ Алексея о стычке на парижской улице — в газетной заметке по этому поводу тоже речь шла об Ирме Раабе. Оба происшествия были окрашены в «коричневые» тона. Но, писал Ганс, ему и в голову не могло прийти, что может существовать связь между этой Ирмой и той, которая писала письма капитану Адабашу. Ведь какая толща времени разделила их! А мы, философствовал Ганс, склонны мыслить очень определенно: прошлое есть прошлое, хранилище воспоминаний.
Но в любом случае следовало познакомиться с этой воинственной неонацисткой.
В толстенном гроссбухе, прикованном цепью к телефону-автомату, фамилия Раабе повторялась несколько десятков раз. Звонить из автомата не было смысла, это заняло бы уйму времени. Ганс вспомнил, что в их студенческой библиотеке есть такой же справочник. Он умолил огненно-рыжую девицу- библиотекаря выдать ему полупудовую книжицу на один вечер.
— Звони, — сказала девица, которую он предусмотрительно одарил пачкой сигарет, — вызванивай свое счастье.
Она строила глазки — пока безуспешно — уже нескольким поколениям студентов. Ганс попробовал затолкать справочник в брезентовую сумку — он не вмещался.
— Загадаю на наш будущий совместный вечер, — сказал он.
— Каким образом?
— Здесь сотни две абонентов с нужной мне фамилией. Если повезет и я не перевалю через первую десятку…
— Считай, что я уже выбрала столик в ресторанчике «Ты и я».
С этим напутствием Ганс в своей комнатенке придвинул поудобнее телефон. «Посмотрим, — пробормотал он, — улыбнется ли рюмка коньяка этой рыжей караульщице книг». Девушка заработала свой ужин: после нескольких бесплодных звонков (дважды его даже грубо обругали) он неожиданно услышал:
— Господина полковника фон Раабе нет дома. Назовите себя — полковник узнает о вашем звонке. Сейчас он находится на собрании ветеранов.
— Где-где? — растерянно переспросил Ганс.
— Господина полковника фон Раабе нет дома… — вновь услышал бесстрастное и понял, что общается с автоответчиком.
Это не могло быть совпадением: Раабе — полковник, к тому же «ветеран».
Он позвонил снова через час — трубку взяла девушка.
— Ирма Раабе? — спросил Ганс.
— Да. Кто вы и что вам нужно?
— Здесь Ганс Каплер, — как принято, отрекомендовался он. — Хотел бы с вами встретиться по весьма важному делу.
— Как же! — насмешливо ответствовала Ирма. — Уже одеваюсь и бегу…
— Зачем же? — немного спокойнее ответил Ганс. — Я могу и лично к вам приехать.
— Да ты еще и нахал!
Он решил немного ее осадить.
— Мы уже на «ты»? В таком случае, позволь заметить, что нахал не я, а твои громилы — после той демонстрации я отлежал две недели.
— Я им сделаю выговор, — резко сказала Ирма. — Плохо работают, такие, как ты, после встречи с нами должны лечиться всю жизнь.
— Слушай! — оборвал девушку Ганс. — Мы можем наговорить сейчас друг другу всякой чепухи, а дело есть дело, мне необходимо тебя повидать.
— Зачем?
— Объясняю. У меня в руках копии писем, которые тебя могут заинтересовать.
— Шантаж? Не выйдет. Ты действительно хочешь потратиться на лекарства?
Если бы не просьба Алексея, Ганс вообще не стал бы с нею разговаривать, такие психопатки недостойны беседы с нормальными людьми. И тем не менее он постарался ответить как можно спокойнее:
— Ничего общего с шантажом. Эти письма, кстати, не твои, и адресованы не тебе, их писала твоя мама.
— Ты уверен? И действительно разыскал эти письма?
