— В спиднице товарищ! — И заплакала, опускаясь на лавку.
— Не придумывай! Лошадь распрягу та в огороде привяжу…
— Я сама, Леня…
— Зачем же, ты устала.
И тепло ей стало от таких слов. И она, отбросив подозрения, стала убирать со стола.
В огороде Ставского дожидался Щусь. Скороговоркой выпалил, будто бы не был во хмелю:
— Криворожскую руду покупают поляки. Задержите поставки — вот вам цель! О выполнении задания узнаем в Париже по разрыву торговых отношений между Пилсудским и красной Москвой. А тогда, я не сомневаюсь, — Париж! Женщины, вино, деньги…
— Кто делать будет этот разрыв? — угрюмо спросил Ставский, стреноживая пегашку. Вспышка надежды, вызванная появлением посланца из Парижа, угасла, и на душе Ставского снова заклубилась тоска. «В прошлом году убили Войкова в Варшаве, а толку?» — думал он.
— Ты же сам передавал в Париж о том, что имеешь сеть резидентов и верных людей. Или то были слова?
Ставский не успел ответить. Во дворе раздался голос Насти:
— Леня, скоро?..
— Та треножу…
Молча пожали друг другу руки. Прошли несколько шагов вместе. Щусь шел с маузером наготове. На прощанье тихо сказал:
— Ну, бувай! Пароль прежний. Желаю удачи!..
— Ле-е-еня-а-а!
— Вот мразь! — Ставский выругался, направляясь в хату.
Илья Захарченко ничего не знал об этой встрече. Спали и сельсоветчики. Спали и чекисты. А Щусь, прицепившись на ходу за тормозную площадку, на товарном поезде покинул Сухаревку.
Илье Захарченко было не до того. Он решал свою трудную задачу: как быть с братом? Почтальон, конечно, не случайно завел разговор. Может, хотел предупредить: будьте, мол, осторожнее! Если почтарь знает про Карпа, то и другие соседи могли увидеть брата и донести в милицию.
Илья направился было к клуню, чтобы поговорить с Карпом. «А куда он денется? Затревожится и глупости не избежит. Опять путь в милицию!..» Илья вернулся на крыльцо. «А если самому рассказать чекистам?» От такой мысли бросило в жар: «Родного брата предать!» И в тот же миг другая думка: «А если донесут, все равно попадет туда же. Самому сообщить, снисхождение будет. Да и не съедят же его чекисты! Захарченки — не куркули и не помещики. А что воевали против красных, так разве же мало таких было? Не всех же под расстрел. Даже в Сибирь пошлют, не навечно же! А на то время, пока Карпо будет в тюрьме, Илья останется за хозяина: поскрипит, обеспечивая семью брата. Так и так этой участи не избежать!
Глубокой ночью приехал Илья Захарченко в Верзовцево. Дежурный по станции показал ему домишко, где я жил с семьей. Он несмело постучал в окно.
Я привык к ночным побудкам и вмиг очутился на ногах. Прихватив кольт, вышел в сенцы.
— Хто там?
— До вас. Побалакать треба. Дежурный из Сухаревки.
Пришлось одеваться и идти в оперативный пункт. Выслушав его признание, я так, между прочим, поинтересовался, нет ли у почтаря шрама на лбу?
Захарченко ответил не сразу, припоминая облик соседа.
— У него чуб. И борода. А, мабуть, мае вин и шрам. — Не это занимало Илью. — А Карпу богато присудят?..
— Все же есть или нет шрам?
— Та есть! Есть косой шрам… А що Карпу?..
Что я мог ответить этому человеку? Вину Карпа Захарченко не знал. Покажет следствие.
— Постарайтесь, щоб поменьше… Трое у его. Та жинка хвора. Силой его взяли. То Петлюра, а потом — гайдамаки…
— Если лично не замешан в расстрелах и грабежах, быть может, отпустим к семье. В крайнем случае, получит условный срок.
— Постарайтесь… Я сам заявил. Так я поеду, а то утром на дежурство заступать.
Отпустив Захарченко, я тотчас доложил обо всем в дорожно-транспортный отдел ОГПУ. Там подняли с постели Макара Алексеевича, и он приказал мне:
— Ставского арестовать немедленно! Захарченко — тоже! На помощь вам выедет Леонов.
Не заходя домой, я сел на товарный поезд и помчался в Сухаревку.
Ставский, обдумав, как лучше выполнить задание, начал поиск помощников. И обратил свой взор на брата Захарченко.
Карпо обосновался в клуне, в старой соломе. Прорыл нору, а внутри расширил ее. Образовалось подобие просторной пещеры. Настелил овчины. Жена принесла рядно. Спал он днями, а ночью выползал из укрытия и прогуливался, чутко, как зверь, прислушиваясь. В темноте к нему прокрадывалась жена, и в тесной норе они жарко шептались, обсуждая будущее. Оно рисовалось им нерадостным. Покидая мужа утрами жена умоляла его выйти с повинной к властям. Он сперва соглашался, но, представив себе тюрьму, далекую Сибирь, зарывался еще глубже в соломенный омет…
Ставский хорошенько все проведал и глубокой ночью, когда Карпо выполз по нужде из своей схроны, нырнул в нишу и затаился в темноте.
Вот уже слышно сопенье Карпа, близкий шелест соломы. Кряхтя и позевывая, Карпо ввалился в свое логово. Что-то поставил у входа и засветил зажигалкой свечку. По-звериному отпрянул, почуяв, что не один в норе. Поднял обрез.
Ставский натренированно ударил его под локоть, и обрез выпал из рук Захарченко. Ставский навел наган.
— Сидай, Карпо! Хлебай свой кулеш, если хочешь. Поговорим. Нам известно — хлопец ты смелый. А я люблю храбрых!
Обросший, черноволосый Захарченко оторопело достал ложку и черпал из котелка, принесенного с воли. Зверковатые глаза не отводил от обреза, прижатого ногой Ставского.
— Хто ты? Чого тоби треба?
— Дело есть подходящее, — откликнулся весело Ставский, будто бы они были знакомы давно. — Согласен помочь?..
Карпо уже освоился и принялся с жадностью хлебать холодный кулеш. Он понял главное: это — не чекист! Чекисты навалились бы гуртом и пикнуть не дали бы… На добрые дела так не приглашают! Значит, этот собирается втянуть его в какую-то опасную игру. А опасности Карпу осточертели! И он решил противиться.
Ставский же посчитал, что Карпо сдался и обдумывает цену, чтобы не продешевить.
Молчали. Слышно было потрескивание горевшей свечи да чавканье Захарченко. Первым нарушил тишину Карпо. Он стукнул ложкой по котелку и сказал:
— С меня хватит! У мэнэ диты та жинка. Блукают по людям, як ти голодранци.
— А если я заявлю в ГПУ? — опять с веселинкой спросил Ставский. — Он был уверен, что Захарченко в его руках.
Карпо недобро повел зверковатыми глазами исподлобья и прорычал:
— Я сам утром пойду в милицию!
— Дурень! Расстреляют без суда. А дитей та жинку в Сибирь пошлют. Иди, иди, дурень!
— Брешешь! — Улучив момент, Карпо рванул обрез, но Ставский опередил противника и наотмашь ребром ладони ударил его в висок. Как сноп свалился на солому Карпо. Ставский быстро обшарил его карманы, однако ничего не обнаружил, кроме табачной крошки. Обрез сунул подальше в солому.
Очнувшись, Карпо злобно прошипел:
— Ловкую руку маешь. Що тоби треба?
— Пойдешь со мною!
