Численник

взгляд.

И сморщенный лик старикашки
на месте, где только что юн,
и падают наземь какашки,
и птица кричит Гамаюн.

21 июля 2003

«Круглые сутки, а не квадратные…»

Круглые сутки, а не квадратные,
а бьются об углы, загоняют в угол,
коленца выкидывают невероятные,
а не коленчатые, и голова кругом.
Круглый ноль и дурак круглый
вперегонки несутся по кругу,
крутит баранку ездок смуглый,
дырку от бублика оставив другу.
Сдвиги по фазе, крохотные сдвижики —
а миры обретаются и теряются,
кругаля совершают бывшие сподвижники,
а в руке не круглое яблоко, а падалица.
Круговая порука ряды смыкает,
круги на воде расходятся живо,
жизнь кладет пятак на лоб – и синяк сникает,
смерть круглые пятаки на глаза положила.

30 июля 2003

«В помидорном шаре – лето ошалелое…»

В помидорном шаре – лето ошалелое,
сахарные головы – луковицы белые,
перцы поросятами рыжими набычились,
вымахали тыквы видом необычные.
Розы и гортензии, а еще настурции,
семена Голландии, Англии и Турции,
голубая елка, туя в форме глобуса,
музыка из дома, типа, Вилли Лобаса.
Лучшая баранина у того татарина
куплена на рынке и не пережарена,
над мангалом дымным смех и блеск азарта,
водочная карта Р усского стандарта.
Лица оживленные, дружеские, милые.
Каждый над разверстою постоял могилою.
Жизнь прожита каждым наспех и с отчаяньем.
А случай, что выдался, в сущности, нечаянный.
Перламутром солнце небо заливает,
от грозы останки ветер завивает,
от гостей до дома километров сорок —
и внезапной скуки налетевший морок.

10 августа 2003

«…а еще Божий дар перепутать с яичницей…»

…а еще Божий дар перепутать с яичницей,
а еще разогреть конформизм на конфорке,
в личных целях мешок подобрать околичностей,
контур жалкой судьбы угадать на конторке.
В вальсе то ли печальном, то ль уморительном
кружит злое ничтожество в паре с событием,
время стрелками лязгнет, над всеми смотрителем:
праздник кончен, на выход, плебеи!
С отбытием!

23 сентября 2003

«Одна и в Пизе, с падающей башней…»

Одна и в Пизе, с падающей башней,
карт ненавистница, и гидов, и маршрутов,
бредет, ища как будто день вчерашний,
сама – вчерашний век как будто.

2 октября 2003

«У всех полубандитские дела…»

У всех полубандитские дела,
торопятся направо и налево,
закушены любые удила,
а глянешь – так король и королева.
Стаканами чужую хлещут кровь,
закапав белоснежные манжеты,
но тетя Ася, общая свекровь,
отмоет тайдом или же кометом.
И так опять сначала без конца,
и выгода утробу выедает,
и никакого милого лица,
и птичка никуда не вылетает.
Прости меня, поэзия, за то,
что из садов твоих на улицу бежала,
за полу легкого полупальто
хватала злоба дня.
Рука дрожала.

18 октября 2003

«Колдунья на ровном на месте…»

Колдунья на ровном на месте,
чувствилище гулов подземных,
убежище ветров предзимних,
невольник по страсти и чести,
в себя погружаясь, как в воду,
очнется в другом измеренье
и, сердца уняв замиранье,
вдруг выругается для виду.
Опорных три буквы заело.
Запьет остальное рассолом,
где норма и форма распылом,
а Золушка с ликом зоила.
Впотьмах в небесах куролесит,
опробуя грубые песни,
скандируя жесткие басни,
шедевр на шедевре при свете.

28 декабря 2003

«Звенела музыка в саду…»

Звенела музыка в саду
Таким невыразимым горем.
Свежо и остро пахли морем
На блюде устрицы во льду.
Анна Ахматова

Лежали устрицы во льду,
диск желтый красным наливался,
нас океан почти касался,
лежали устрицы во льду.
Звенели устрицы во льду,
декабрь пылал жарой за тридцать,
всё вне традиций за границей,
звенели устрицы во льду.
Сияли устрицы во льду,
и это было, было с нами,
слепыми розовыми снами
сияли устрицы во льду.
Сверкали устрицы во льду,
две тысячи четвертый ждали,
мы были счастливы едва ли,
сверкали устрицы во льду.
Темнели устрицы во льду,
и океан сливался с небом,
и красный шар ловился в невод,
и это было, как в бреду.
И остужали жаркий рот
нам охлажденные моллюски,
все было как-то не по-русски
и было жаль нас, как сирот.

30 декабря 2003

Тепловой удар

Прыг-скок, прыг-скок,
движемся в Бангкок,
по правой стороне,
как принято в стране,
а собаки тощие
лежат на площади,
им жарко,
их жалко.
Отдельно сидит сиамская кошка,
и сидят ананасы в земле, как картошка.
Теперь проехали пагоду,
жаркая погода надолго.
Каменный мешок —
обесчеловеченный Бангкок.
А где же населенье —
а населенье внутри,
в лавках столпотворенье,
заходи и бери.
Глазеть на чужой товар,
на жизнь чужую глазеть,
включиться в мировую энергосеть —
и получить тепловой удар.

2 января 2004

Воспоминания

1

Он уезжал впервые в страну Таиланд,
а я не знала, что влюблена,
а влюбленность доходила до самых гланд,
и словно белена была она.
А потом он вернулся, и было его не узнать,
больно поцеловав, ничего не сказал,
а я рыдала, не умея понять,
а он отошел, как поезд, покидавший вокзал.
А теперь и я улетела в Таиланд вослед,
я ищу его след и не нахожу нигде,
потому что ни на тайской, ни на чьей земле
нас больше нет.
А я ищу свои двадцать лет
в мертвой и живой воде.

2 января 2003

2

Какая-то улица с движеньем бешеным,
гостиница с молодежными номерами,
не говорят о веревке в доме повешенного,
и мы двое со смеху там умирали.
Умирала я. Он травил анекдоты.
Мы сидели в ресторане типа столовки.
Мне было страшно до икоты,
и я боялась выдать себя жестом неловким.
Он привез меня туда обглодать мою муку,
грузовики за стеклами скрипели тормозами,
а он не умолкал ни на минуту,
а я смеялась с растерзанными глазами.
Мы ели холодное с горячим и надирались,
И он лечил меня смехом как лучший лекарь,
утром мне был объявлен диагноз,
а днем началась эта потеха.

3 января 2004

3

Школьный друг мой Наталья,
видя, какие времена настали,
схватила руль в лапы
и повезла на юго-запад.
Там жил диагностированный шизофреник,
за визиты он не брал денег,
а брал медом, вареньем и патокой, —
его мозг требовал сладкого.
Он был ясновидящий и слегка раскосенький,
с обостреньем по весне и по осени,
и тогда ложился в больницу,
обостренно видя, что кругом творится.
Как-то весной нашли убитой врачиху,
и заплаканный медперсонал обратился к психу:
кто это сделал, милиция в