— Здравствуй еще раз, Ферзь, — негромко сказал неулыбчивый воин.
— И ты здравствуй, прости, не знаю, как называть тебя, — ответил я и посмотрел на человека вопросительно.
— Зови меня Ратьша, я тысячник в рати у князя Ярослава Владимировича, — представился воин, одновременно разрешая мой вопрос, кому я все-таки почти что нанялся в услужение.
Ярослав Владимирович? Как бы плохо я ни знал историю, но Ярослав Владимирович был только один. Великий князь Ярослав Мудрый. Но, судя по всему, «великим» он еще не стал. Интересно. И время интересное. Спросить, что ли, про Ярославль? Или не строить из себя идиота или просто загадочную личность, которая тужит по потере памяти, с одной стороны, но помнит (или предвидит) город Ярославль. Я сел у костра.
— Ярослав думает, что с тобой делать, Ферзь, — спокойно поведал мне Ратьша радостную весть. — Такие мечи, как ты, на дорогах не валяются, в уные к Ярославу не попадешь просто так, а ты шестерых положил и не запыхался. А посмотришь — и раздумье берет.
— Понятно, Ратьша. А ты пришел, чтобы самому понять, или спросить что хотел? — спокойно спросил я.
Из этой позиции Ратьше бить не совсем сподручно, я сел с его левой руки, как раз с той стороны, где висел меч. Мой же лежит на плече, и я держу его своей левой рукой. Правда, я понятия не имею, не смотрят ли на меня сейчас несколько стрел с натянутых луков, и стоит ли делать резкие движения. Раз Ратьша водит тысячу, а князь с ним советуется, то гож он на многое. Я достал сигарету из пачки и закурил от уголька. Ратьша и бровью не повел. Спокойно он посмотрел на меня и на мое странное, с точки зрения его времени, занятие и внезапно скупо улыбнулся.
— Хитер ты, Ферзь, хоть и не помнишь, кто и откуда. Вот взял — и сразу мне новую загадку с травой своей пахучей загадал. Чтобы или еще время выгадать, то ли уж чтобы сразу я решал — советовать Ярославу брать тебя, такого загадочного, в дружину или уж прикончить тебя, чтобы не думалось, да и весь сказ. И сел ты умело, где нужно. Молодец.
— А что мне делать, Ратьша? В ноги тебе валиться? Я не помню, куда шел-то, мне ли выбирать? Не убили сразу — и то спасибо. Ведь я для вас чужой, непонятный. Люди такого не любят, это даже я помню, — поделился я с Ратьшей мыслями.
— Верно, чужой. И без креста. Некрещеный? Или потерял? Или снова «не помню»? — спросил Ратьша вроде бы как даже небрежно.
— Это помню. Нет, некрещеный, — прямо сказал я. Врать в этом меня не заставит ни Ратьша, ни Ярослав, ни чудо-юдо трехголовое, или кто у них работает за бабая?
— А про рыбу твою на плече что скажешь? — с интересом осведомился Ратьша.
— И про рыбу не помню. Про цветы на другой руке тоже. И еще. Цену себе набивать не стану, не воин я, в наворотники или сторожевые не гожусь. Зато скажу, что могу людей учить сражаться мечом и голыми руками. Понимаю, что и своих мастеров у вас хватит, но у меня иной бой.
— Видел. И что ты не воин, тоже вижу. И что не все, что ты говоришь, вранье. И что прок от тебя можно немалый получить, понимаю. Добро. Но ты помни крепко, Ферзь, — Ратьша мягко и мгновенно поднялся, сразу оказавшись от меня на расстоянии в шаг и на сей раз уже в позиции, из которой легко бы мог ударить. — Помни, что я с тебя глаз не спущу. И еще. Хоть сам князь и люди его крещеные, силовать он никого не станет. Но ты бы, Ферзь, лучше покрестился, иное отношение станет.
— Понимаю. Но не буду пока. Это дело очень и очень важное, Ратьша, его без ума и памяти делать не след, — откровенно сказал я то, что и думал. Это редко удавалось мне сегодня, и я радовался каждой такой возможности. Каждая правда, какой бы мелкой она ни была, становилась звеном моей невидимой кольчуги — доверия нанимателей. Ратьша одобрительно кивнул.
— Добро, Ферзь. Завтра вставать рано, отдыхай. И мне пора. Завтра уже скажет тебе Ярослав, что надумал с тобой делать. И вот еще что — бежать я бы не стал на твоем месте.
— Это я и сам понимаю, — усмехнулся я.
— Дело не только в моих людях. Места тут гиблые, Ферзь. Пропадешь, как пузырь на воде, только и видали. Ты бы лучше ближе к нам ночевать укладывался, — пояснил Ратьша ситуацию. Тоже молодец. Тоже не врет, когда может. Ратьша осмотрелся и, видя, что я не двигаюсь с места, кивнул головой и молча ушел. Я подбросил веток в костер. Что-то говорило мне, что визиты на сегодня еще будут. И я не ошибся.
…Он шел прямо на мой костер размеренной, спокойной по виду поступью, но чувствовалось, что внутри он отнюдь не так спокоен, как старается выглядеть. Я закурил еще одну сигарету и сел ровнее.
К костру подошел один из уных, паренек лет восемнадцати. Он кивнул мне, и я ответил ему вежливым кивком.
— Меня зовут Воислав, — представился уный. Да, он изо всех сил старался держать себя в руках, и ему это почти удавалось. Руки уный, словно нарочно, держал на виду, чуть ли не стараясь при этом повернуть их ко мне ладонями. Мне почему-то вспомнилось, что так показывают руки злой и сильной собаке, чтобы убедить ее в своих благих намерениях. Сигарету мою парень старался не замечать.
— Зачем я тебе понадобился, Воислав? — спросил я спокойно.
Уный меня, при всей своей почти нарочитой демонстрации добрых помыслов, не сильно, признаться, беспокоил. Что бы у него ни было в голове или в рукаве, я ударю быстрее. Но это не значит, что стоит поворачиваться к нему спиной или просто чересчур расслабляться. Лишним доказательством этой простенькой мысли, что нельзя недооценивать противника, сегодня выступал я сам. Странный разрисованный мужик с деревянным мечом отправил на тот свет шестерых подготовленных молодых парней и, как отметил Ратьша, не запыхался.
— Я не стану ходить вокруг да около…
После такого начала следовало ожидать именно былины, и именно с заходами с разных сторон, с долгим путем к основному повествованию. Посему я невежливо его оборвал:
— Ты уже начал, Воислав. Говори кратко — чем могу тебе помочь?
— Ты сегодня убил двух уных, — отвечал уный.
— Шестерых, — поправил я.
— За четверых ты Богу ответчик, а Василий и Иван были моими братьями. Родными братьями. Я твой кровник, Ферзь. И никогда этого не забуду. Я тебе не противник, это я понимаю. Но я очень постараюсь сравняться с тобой, и в тот день я убью тебя. — Воислав говорил быстро, сжато, и в голосе его не было ни бешенства, ни ненависти. Простое изложение доступных чужаку мыслей.
— Да долго ли ждать, — ответил я. Ответ сам пришел ко мне, и я издевательски закончил: — Когда- нибудь и я спать лягу!
Уный с красивым именем дернулся, как от хорошей затрещины, задохнулся от ярости, от несправедливого оскорбления, но смолчал. Этот мальчишка заслуживал уважения. В его годы и в его положении очень немногие смогли бы держаться так. Но я не стал извиняться. Мне нужен был именно оскорбленный в самых своих святых чувствах Воислав. Чтобы не ждать удара в спину.
— Я сказал все, Ферзь, а ты меня слышал, — уный развернулся и ушел от моего костра.
— Слышал-слышал. Теперь буду ждать, пока время не придет, — в спину ему ответил я, но парень снова смолчал. Сильный человек растет. Только смысла жалеть ни его, ни о сделанном я не вижу.
Я подождал еще немного, но больше никто не пришел, и я спокойно завалился спать. А чего дергаться? Убежать мне не дадут, да и некуда, не думаю, что Ратьша врал про опасные места вокруг. И убить меня ночью втихую не дадут — те же, кто меня сторожит. Пока князь не решит, что Ферзю живым не бывать, никому другому меня убивать не позволено. А если князь решит, что зажился я на свете, то мне так и так живым не бывать. Все очень просто. Так что смысла дергаться не было ни малейшего, и я, ощущая сильную усталость, упаковал меч в чехол, положив под руку, а потом быстро уснул под треск моего маленького костерка.
Глава V
