бумаге? Может, заставить ее добыть и городскую печать? Превосходно, Мими!
— Всегда готова прийти на выручку своему будущему начальнику.
— Постой, постой, Мими. Я лишь сказал, что разрешу пересдать экзамен, если поможешь вернуть Гибсона. Я никогда не говорил, что…
Она повесила трубку.
— Отлично, — похвалил Гибсон. — Вы уже научились самому главному для пожарного — умению справляться со своим шефом.
Принимая комплимент, Мими пожала плечами. Не хотелось, чтобы он заметил ее смущение.
Оба замолчали. Лишь крики детей, игравших в соседнем дворе, нарушали неожиданно наступившую тишину. Да еще шум самолета в небе и тиканье часов на столе.
— Вот теперь вы выглядите как положено, — заговорила Мими. — По-моему, достаточно. — Она смахнула остатки пены с его шеи. Гибсон схватил ее руку.
— Вы такая красивая!
— В ваших устах это прозвучало как ругательство.
— Я хотел сказать, что нам обоим так легко совершить ошибку, истолковать все неправильно.
— Что истолковать неправильно?
— Не будем делать глупостей!
— Каких еще глупостей?
— Предупреждаю: не вздумайте влюбиться в меня!
Она поднялась с места.
— Сколько же в вас тщеславия! С чего вы решили, что я полюблю упрямого, неблагодарного типа, который не хочет даже побриться!
Ни одна женщина не сумела бы сказать это так, как она.
Другая не преминула бы угостить его ядом насмешки, дав понять, что она на самом деле думает. У Мими же за плечами были годы работы в ресторане Бориса. Мужчины не были для нее тайной: за это время она изучила их как следует. Она безошибочно определяла, когда мужчина говорит искренне, а когда просто подтрунивает, ей были известны все их слабости.
Мими умела вовремя сменить тему разговора, и это получалось так естественно, что сидящий перед нею человек понимал, что по каким-то совершенно не связанным с ним причинам он ее не интересует. И никто не чувствовал обиды.
Именно так и прозвучал ее упрек.
Они поняли друг друга. Или, по крайней мере, так им показалось.
— Ладно, вам пора принять душ.
— Ну уж нет, здесь я обойдусь без помощников.
— Я тоже так думаю, — согласилась Мими. — Вот только расстегну все пуговицы и молнии. А дальше уж вы сами. Мне еще нужно постирать. Так что некогда строить вам глазки.
Глава седьмая
— Как же хорошо! — Гибсон удобно устроился на мягком диванчике на веранде. Достав бутылку минеральной воды, он опустошил ее одним гигантским глотком. — Так хорошо мне не было с тех пор, как я вышел из больницы. Но Мими, вы, кажется, неважно себя чувствуете? Хотите немного передохнуть? Может, скажете Борису, что решили не делать эту глупость и остаетесь работать у него?
— Нет, — отрезала она ледяным тоном.
— У вас правда все в порядке?
Незачем было и спрашивать, ответ был очевиден: Мими ничком лежала в траве, со спутанными волосами, вся в грязи и песке. Джинсы были порваны. Лицо стало пунцовым, и, как деликатно выразилась бы бабушка Нона, она вся горела.
Гибсон был прав. Чувствовала она себя совсем неважно.
— Кстати, вы обратили внимание, как незаметно пролетает время, когда занимаешься физкультурой? А что у нас сегодня на обед? — невинно осведомился он. Наверное, так говорила бы гремучая змея, заманивая мышь. — Вы, кажется, говорили, что вам сегодня в вечернюю смену? Пора поторопиться с готовкой, иначе опоздаете на работу.
Приподнявшись, она выплюнула целый пучок травы и, как ей показалось, не меньше пригоршни песка. Она сама была в песке, и им был усыпан весь двор.
Каждый раз, когда она взбиралась по лестнице, мешок не удерживался и летел на землю, поднимая огромное облако пыли. Мими удавалось лишь ковылять, а не бежать с мешком на плечах. Причем последний нередко развязывался, а вслед за нею тянулась обличающая дорожка песка.
— Надеюсь, на десерт будет что-нибудь вкусненькое, — продолжал Гибсон. — Вчера была просто фантастика: обожаю персиковый пирог! Но ведь невозможно каждый день есть одно и то же. Однообразие приедается.
— Может, просто заказать вам пиццу? — простонала Мими.
— Пиццу? Вы шутите? Да я целую неделю питался пиццей!
— Только сегодня, всего один раз.
— А я уж размечтался…
— Придется умерить свой аппетит, нужно же смотреть на вещи реально. Я жутко устала. Мне бы принять ванну, у меня настоящий кошмар на голове, и надо сделать маникюр. Все ногти поломаны. А потом еще идти на работу. Так что позвоните Сэму.
С поразительной для больного ловкостью Гибсон вскочил на ноги и заковылял прямо к лежавшей на траве Мими. Когда он склонился над нею, их лица оказались в опасной близости друг от друга.
— Послушайте, — он говорил тихо, чеканя каждое слово. — Вернувшись после пожара в часть, пожарные не заявляют, что утомились и хотят понежиться в ванной. Уборка помещения и работа в столовой входят в обязанности пожарного. Если вам выпадет дежурство, даже после пяти вызовов парни не примут никаких отговорок. Еда должна быть подана на стол. Вовремя. И с улыбкой. Этого требуют от всех и будут ждать от вас.
Мими закрыла глаза.
Будь он другим мужчиной, а она — другой женщиной, он бы поцеловал ее.
Но это были Гибсон и Мими. Глаза обоих гневно сверкали.
— Значит, вы хотите, чтобы я еще и приготовила вам обед? Как любезно, вы настоящий джентльмен!
— Именно. Отправляйтесь готовить обед. — Он не без труда поднялся на ноги. — Надеюсь, он будет вкусным. И к слову…
— Да?
— Я никогда не говорил, что я джентльмен.
Прихрамывая, Гибсон поднялся на веранду.
— Вы придумали все это, чтобы я изменила решение?
— Понимайте, как хотите.
— Надеетесь, я отступлюсь?
— Понятия не имею. Но я жду обед. И побыстрее.
Он вошел в дом, яростно хлопнув дверью. Мими перекатилась на живот и уткнулась лицом в мягкую, теплую траву. Как же она устала! Никогда в жизни ей еще не приходилось так выматываться.
Мими привыкла считать, что у нее нет проблем с физической подготовкой. Правда, последний раз она посещала класс аэробики уже несколько месяцев назад. Но ведь она и так весь день на ногах: восьмичасовой рабочий день в ресторане, да еще нужно ухаживать за больной бабушкой. В общем, достаточно, чтобы быть в форме. Как же она ошибалась!
Готовить обед, когда она даже не уверена, что сумеет встать. Похоже, придется всю ночь пролежать в траве. И если учесть, что она совершенно разбита, подобная перспектива вовсе не так уж плоха. Трава
