успела с тем же льдом, даже айсбергом, в голосе заявить:
– Господин, все вопросы решите в представительстве Вашей авиакомпании. Следующий!
Щаз! Только шнурки поглажу! Реакция на хамство у Первушина всегда была не совсем адекватной.
– Это с какой радости?
Вопрос звучал гораздо грубее, но русский мат девушка явно не понимала. Или очень старательно делала вид, что не понимает.
– У нас распоряжение руководства!
Видимо эта сучка нажала на какую-то пимпочку, поскольку к стойке чуть ли не бегом подлетел молодой хлыщ в костюме в сопровождении пары копов с дубинками. Копы Андрея беспокоили мало, но дальнейший разговор пришлось вести с хлыщем. В отличие от разозлившегося Первушина, тот держался вежливо, но стоял на своем, как стена. Запрещено, и всё. И не волнует.
– А если кто-то прилетит из СССР? – напирал Андрей, – И полетит обратно?
– Нам не сказано ни о каких исключениях. В представительстве авиакомпании вам вернут стоимость билета. Все деньги, включая комиссионные сборы и компенсацию за такси в гостиницу и обратно. Это всё, что я могу сделать.
– Щедрые вы наши! А в Германию я могу вылететь?
– Пока только во Францию и США. В остальные страны вы сможете отправиться, как только они примут аналогичное постановление.
Дальнейший разговор был бесполезен. Будь это не аэропорт, а реальная граница… Первушин хотел бы глянуть, как его останавливали бы эти два дуболома с резиновыми членами! Но прорыв в самолет ничего не даст и ничего не решит. Еще и террористом объявят…
– Вы можете обратиться в Совет Министров. Или оспорить его действия в Королевском суде, – напыщенно произнес хлыщ, с таким видом, будто и эти слова – величайшее благо.
Андрей, задавив яростное желание разбить хлыщу его напомаженное хлебало, молча направился к выходу.
'Вот так, значит? Забегали, суки! Испугались! Надо понимать, началась Холодная Война номер два. Ладно, посмотрим, у кого яйца стальные, а кого так, серебрянкой присыпаны…'
У выхода из аэропорта представительного вида старик обкладывал пространство большим боцманским загибом.
'Товарищ по несчастью', – подумал Первушин и, проходя мимо матерщинника, бросил:
– Не ссы, отец! Прорвемся!
Белорусская ССР.
Управление НКВД по городу Брест
Зевающий после бессонной ночи оперуполномоченный ГУГБ НКВД Петр Лерман сегодня был совершенно непохож на себя. Куда девался стройный, всегда подтянутый и гладковыбритый сержант со щегольским пенсне. Сейчас перед Светловым сидел усталый мужичок в мешковато сидящей мятой форме, с тяжелыми черепаховыми очками на носу, больше всего напоминающий классического бухгалтера в период сдачи годового отчета. Нервного, замотанного до последней степени и зло глядящего на окружающий мир сквозь толстые линзы.
– Ну как? – спросил Светлов.
– Да, уже у самого в глазах рябит от этих… иновременных, – ответил Лерман и, не удержавшись, зевнул. – Черт их побери. Словно плотину прорвало. Едут и едут, толпами. Все поезда забиты, как бочки с огурцами. А у тебя?
– Еще хуже, – махнул рукой младший лейтенант, – ты-то в основном с бумагами…
– Товарищ сержант, – заглянула в дверь кабинета озабоченная женщина средних лет. – Где у вас можно кипяточком разжиться?
– По коридору до конца и направо, – спокойно ответил Лерман.
– Это кто у тебя? – обалдел Светлов.
– Они же. Едут впятером на крохотной машинке. Меньше 'Эмки'. Муж, жена и трое детей. В КПЗ разместили.
– В КПЗ?
– Ага! Негде больше, все в городе забито. Да и всё равно, там нет никого.
– Если вдруг задержанных приведут?
Лерман махнул рукой:
– Прикую к батарее. Мы же теперь 'кровавая гебня'. Палачи и садисты. Слышал эту байку?
Светлов кивнул:
– Не то слово. Всю плешь проели! Каждый второй вспоминает!
– Вот, – продолжил Исаак, – раз садисты, то и прикую. Зато дети будут спать на удобных нарах!
При слове 'спать' оба зевнули.
– Непонятные они какие-то, – продолжил Светлов. – Словно с другой планеты. Семьдесят лет! Другой мир, другие люди. Как марсиане…
– Ну, а эти, на заставе, 'чоповцы'? – уточнил Лерман, глядя в лицо младшему лейтенанту.
– Нет, те простые. Как мы. Одно слово – бойцы. А тут мутно все.
Сержант опять зевнул. Лейтенант безуспешно попытался сдержаться. Получилось только хуже.
– Подозрительные есть?
– Полно! По мне – так все подряд. Ну… Вот этот, например. По профессии – журналист. Едет предупредить деда, чтобы тот в аварию не попал. Но не чувствую я в нем любви к предку. Предлог это.
– Как считаешь, на самом деле что?
– Хрен его знает. Наверное, посмотреть хочет, что у нас и как. Может, думает насовсем перебраться, а может, наоборот, собирается потом гадости говорить. Не поймешь, пока не проявится. Сам понимаешь, проявится уже, когда назад вернется. Не умеем мы, товарищ сержант, им в душу заглядывать. И что с ним сделаешь? Не пустить – так не за что вроде. А пустить – хрен его знает…
– И что решил?
– Пустил, конечно. Куда деваться, приказ от двадцать третьего. Решил, пусть будет ваша проблема.
– Наша… ваша… Общая у нас проблема, общая… Давай бумаги, – Лерман взял протянутые документы, посмотрел и что-то на них пометил. – Пошлю в Смоленск, пусть приглядят… От меня теперь куда?
– А в отряд вызывали. Сам понимаешь, иначе к тебе и не зашел бы.
– Понятно. Ладно, бывай. Мне сейчас, кроме твоих, еще кучу дел подкинули.
– Понятное дело, – пожал руку вставшего сержанта Светлов. – С этим Событием ни поспать, ни пожрать.
– Это точно, никакой жизни, ни половой, ни общественной, – коротко усмехнулся Лерман и, уже не глядя на уходящего пограничника, углубился в бумаги.
Прибалтика. Один из портов СССР.
Алекс Лаго, капитан трампа 'El Zorro Polar'
Пришедший в порт трамп особого внимания ни усталых пограничников, ни бдительных, несмотря на огромный объем работы, таможенников не привлек. Подумаешь, еще один из нескольких сотен судов, стоящих на рейде и ждущих либо указаний от начальства, либо разгрузки. За шесть дней в порту навидались такого до полного отупения. Форс-мажор, ничего не поделаешь. Страны и фирмы исчезли, но
