– Почему вы мне помогаете? – спросила Агата.
– Не знаю, раз уж столкнула нас жизнь, почему бы и не помочь? Я же врач…
– Спасибо. – Агата взяла визитку и встала. – Я могу попросить вас?
– Смотря о чем?
– Не говорите ничего обо мне Берсеньеву, – сказала Агата, ощущая во всем теле боль. – Еще подумает, что я того…
– Врачебная тайна, вам не о чем беспокоиться. От меня он ничего не узнает.
– От меня тоже. Знаете, Тихон Петрович, я не буду вешать свои проблемы на других людей, – улыбнулась Агата и вышла из кабинета доктора, кашляя и пошатываясь.
Глава 12
Юрий Васильевич Чванов был в меру циничен, как многие врачи, но настоящий профессионал, как и обещал Тихон Петрович. Агату он быстро взял в оборот. Ей за несколько дней сделали все анализы, и вот Агата явилась к нему в клинику для итогового заключения. Юрий Васильевич изъяснялся четко и ясно.
– Агата Анатольевна, пневмонию подлечим и нервишки в порядок приведем. Вот так, Крайнова! Вы же журналистка! Вы умная женщина! Я не виноват, что вы стали моей пациенткой. Вы доверяете мне? Это очень важно! – поднял на Агату усталые светлые глаза Юрий Васильевич.
– Да… полностью.
– Вот и чудно! Дети есть? – спросил врач.
– Сын, – ответила Агата.
– Отлично! Муж есть?
– В разводе.
– Тоже хорошо… для меня. Крайнова, мне сегодня везет, – потер руки Чванов.
– Радуетесь неустроенности моей личной жизни? – обиделась Агата.
– Вот тебе на! Ну ничего… психолог поработает. Я радуюсь за себя, что хоть в вашем случае избегу ненужных разговоров.
– Я приду… скоро… лечиться…
– Многие лекарства для лечения от депрессий очень дорогие, – предупредил доктор.
– Я постараюсь собрать нужную сумму, – сказала Агата и ушла из центра, полная решимости бороться за полноценную жизнь.
До последнего дня Агата не говорила своей подруге Антонине, что с ней случилось, но сегодня она решила, что момент настал. Она приехала домой вечером и сразу же спросила у Тоси:
– Виталик?
– Уже спит.
– Хорошо, пойдем на кухню, мне необходимо с тобой поговорить.
Тося в коротком махровом халатике цвета свежескошенной травы тревожно всмотрелась в лицо подруги.
– Я знала… – прошептала Антонина, прижимая руки к сердцу.
– Что? – спросила Агата.
– Что будет какой-то разговор, ты сама не своя в последнюю неделю. Где-то пропадаешь, приходишь грустная, ничего не говоришь, все свободное время не отходишь от ребенка, пытаешься взбодриться. Я – инвалид по своим физическим возможностям, но не умственным! Я вижу, что с тобой что-то происходит, и не думаю, что хорошее… Где Александр? Ты же влюблена в него, я это тоже знаю.
– Эка тебя понесло… Тогда мне легче тебе будет сказать. – Агата усадила подругу за стол и рассказала ей о своей болезни.
– Этого не может быть… – закрыла лицо руками Антонина, пряча улыбку. – Я-то думала, что случилось что-то серьезное!
– А нервы что – не серьезно?! – взвилась Агата, обиженная реакцией подруги. – Я уже и анализы все сдала, завтра ложусь в нервное отделение.
– Я даже слышать об этом не хочу! Взбодрись! Какие нервы? Какие таблетки? Ты просто сохнешь от любви, а это не лечится, вернее, лечится временем… Несправедливо…
– Это всегда несправедливо, – возразила Агата, – говори тише, разбудишь Виталика. Думаю, не надо тебе напоминать, что ребенок не должен ни о чем знать. Скажешь, что я уехала в командировку, а я буду звонить каждый день. В больницу его тоже не приводи, ни к чему ему видеть лечащуюся от депрессии маму.
– Это не может быть ошибкой?
– Нет, Тося, придется с этим смириться, я в последнее время чувствовала себя выжатым лимоном, да еще легкие застудила.
– Господи, почему? – качала головой Антонина, все еще не смирившаяся с «жестокой реальностью». – Никогда не думала, что ты можешь вот так вот сдать… На шее у тебя я, сын, а теперь кто позаботится о тебе?
– Я справлюсь, и прекрати разводить сырость, еще не хоронишь меня. Да я и на похоронах своих запрещаю плакать. Лежишь в гробу, сейчас зароют в землю, то есть и так тошно, а тут еще убиваются все просто, и умирать не хочется! – выдала Агата под кривую усмешку Антонины:
– Ты неисправима… видимо, совсем тебе тошно, раз так заговорила. Эх, Агата, мужика бы тебе хорошего, и всю бы депрессию как рукой сняло. Может, стоит примириться с Денисом?
– Ладно, позвони Денису, пусть придет, нам надо поговорить. Заранее ему не говори, будет еще нервничать, – давала ценные указания Агата.
– Ты еще о других думаешь! – ахнула Тося.
– Я только о них и думаю, – ответила Агата. – Раз уж такое случилось.
– Агата, ты знаешь… я никогда не брошу Виталика, но я очень больна и не могу обещать… что я его смогу вырастить.
– Прекрати! – прервала ее Агата и разрыдалась.
Плакали они вместе, укрывшись на кухне, долго и нудно. А утром Агата собрала в пакетик вещи – от зубной щетки до ночной рубашки – и ушла до того, как проснулся сын, будучи не в силах с ним прощаться, боясь расплакаться. Вообще, в больницу она ложилась первый раз в жизни.
Антонина, с красными и опухшими глазами от слез и бессонной ночи, перекрестила ее напоследок и, закрыв дверь, прислонилась к ней лбом. Ей до сих пор не верилось, что всегда деятельная и такая самодостаточная подруга ложится в больницу лечить нервы.
«А у кого нет нервов? У всех нервы!»
Агату поселили в одной палате с двумя женщинами. Одной из них было лет сорок, но выглядела она старше. Сухая, морщинистая кожа с желтоватым оттенком и жуткая худоба. Вторая женщина была моложе Агаты, полной комплекции и с совершенно отрешенным взглядом. Первую женщину звали Клара Степановна, вторую – Регина.
Агата расположилась на своей койке и стала расставлять вещи, принесенные с собой, на тумбочку и на полку, висевшую рядом с ее кроватью. Женщины затравленно смотрели на то, как Агата раскладывает косметику, книги, CD-плеер, пузырьки с различными лаками для ногтей и прочие безделушки.
– Здесь больница, а не косметическая лавка, – сказала ей Клара Степановна, неизвестно для чего, скорее всего, для того, чтобы унять этот оптимистический энтузиазм новенькой.
– А что, я должна лежать страшная? – невозмутимо ответила Агата. – Мне сказали, что личные вещи можно взять. А какие личные вещи может взять женщина с собой? Вот они мои разноцветные, блестящие пузыречки, мои сладенькие помадки и вкусно пахнущие флакончики…
Женщины переглянулись, понимая, что к ним в палату попал «тяжелый случай».
– Она такая, потому что еще не занималась «трудотерапией», – пояснила Регине опытная Клара Степановна.
– А что такое «трудотерапия»? – удивилась Агата, выкладывая карандаши и ручки на полочку рядом с помадой и тенями для век. – Мне сказали, что лечение может затянуться примерно на месяц, я буду рисовать, читать…
– Музицировать, – перебила ее Регина. – Боюсь, что тебе придется лечиться полгода, а то и больше. А
