дороге они непринужденно беседовали.
– Я вам уже говорил, что моя бабушка была русской, она и научила меня русскому языку. Вот только в самой России я не был, но очень бы хотел…
– Я приглашаю вас к себе в гости. Правда, в своем скромном жилище я не смогу оказать вам должный прием.
– А это неважно. Какая вы чудесная женщина, еще не были у меня, уже зовете к себе, – метнул на нее быстрый взгляд Владимир. – Русское гостеприимство?
– Возможно…
– А у вас сейчас не опасно? – спросил Владимир.
– Чем? – не поняла Камилла.
– Призрак коммунизма бродит, – туманно пояснил Владимир, почему-то воровато оглядываясь, хотя в машине они были вдвоем. Перехватив взгляд Милы, он сказал: – Бабушка научила, что и у стен есть уши.
«Видать, досталось бабке от чекистов», – подумала Мила и ответила:
– Да нет, призраков я никаких не видела, если только одного, в Мавзолее, но он уже давно неопасен.
– Понимаю… – улыбнулся Владимир. – Я горжусь своей родиной. Италия – чудесная страна. Здесь есть все для полноценной, нормальной жизни. Скажу честно, – понизил голос Владимир, – многие итальянцы становятся очень ленивыми… А зачем работать, если и так все есть?! – рассмеялся он.
– Логично, – согласилась Мила, с удовольствием глядя на итальянские пейзажи за окном.
Синее небо, зеленые холмы, белые домики и стремящиеся ввысь пирамидальные кипарисы. Словно с ярких открыток. Один городок, затерявшийся между гор, сменялся другим, и везде Мила видела очень ухоженные домики без намека на вычурность.
«Это не то что у нас. Выпендриваются кто как может… Лепят дворцы, стараясь перещеголять соседа и показать свою состоятельность. А этим людям действительно не надо ничего доказывать, у них все есть…» – подумала Мила.
– Мой дом не очень большой, но старинный. Этот дом купил мой дед, так он стал принадлежать моей семье. Дед все деньги, что зарабатывал, вкладывал в этот дом. Отец мой вложил в него все свое состояние. И теперь я… то есть приходится вкладывать в него свои заработки. Дом очень старый, много раз подвергался перепланировке, много раз в нем менялись электропроводка, канализация, но он все равно постепенно разрушается, нервы он мне все вымотал! – трещал всю дорогу Владимир.
– Вы могли бы продать его и купить новое жилье, – безразлично пожала плечами Мила.
– Как же я продам?! Мы, итальянцы, так цепляемся за свои корни и гордимся ими. Я почитаю родителей и не могу продать дом, в который они вложили столько сил.
Мила раздраженно отвернулась, ее начало охватывать легкое беспокойство оттого, что, похоже, она совершила глупость. Ни Италия, ни этот назойливый Владимир не смогут отвлечь ее от грустных мыслей о Марко. Она ежесекундно думала о красивом итальянце и проклинала все на свете, вспоминая, что у него на днях должна быть свадьба.
«Почему всегда везет богатым выскочкам с пустой головой? Вот взять, например, меня… Я была бы самой любящей и верной женой на свете».
Проехав сквозь длинный туннель, проложенный в горах, потом через небольшой городок, машина начала подниматься в гору. Асфальтированная дорога сменилась на грунтовую, и сразу же за машиной поднялось облако пыли. По обе стороны дороги произрастали какие-то заросли, колючие кустарники стояли непроходимой стеной.
– Тут такая чаща… Совсем запущен сад, – извинился Владимир, – не доходят руки до сада.
– Я уже поняла, все идет в дом, – кивнула Мила.
– Вот именно, – улыбнулся Владимир, выруливая на центральную подъездную аллею. – А вот и мой дом! Милый дом!
«Господи, он мне уже надоел, как я буду гостить? Я уже сейчас знаю на сто процентов, что у нас с Владимиром ничего не получится», – мелькнула мысль у Милы.
Дом произвел на нее гнетущее впечатление. Он был огромный, с какими-то средневековыми башнями и возведенными в более позднее время колоннами. Это был очень странное здание серого, гнусного цвета, с отваливающимися от стен кусками штукатурки и изъеденными плющом углами. Вокруг дома валялись стремянки, перевернутые тележки, строительные орудия и мусор, что подтверждало слова Владимира о вечном ремонте. В общем, дом был каким-то несуразным, мрачным и ненадежным.
Внутри обстановка была не менее мрачной, странной и старой. Какие-то выцветшие обои, массивная мрачная мебель. Тяжелые пыльные портьеры висели на давно не мытых окнах, едва пропускающих дневной свет.
– У меня нет домработницы, – перехватил ее взгляд Владимир, – сам делать генеральную уборку не успеваю, поэтому здесь немного грязно.
– Понятно, – брезгливо протянула Мила.
– Но комната для гостей чистая, уверяю вас, белье там постелено тоже свежее.
«Хотелось бы верить», – подумала Мила, несколько криво улыбаясь.
Владимир отвел ее по лестнице на второй этаж в круглую и довольно уютную комнату, расположенную в одной из башен.
– Хотите есть, Мила?
– Нет, спасибо.
– Тогда отдохните с дороги, а завтра я постараюсь реабилитироваться, я чувствую, что чем-то разочаровал вас.
– Вы ни в чем не виноваты, – ответила смущенная его проницательностью Камилла.
– В любом случае завтра у нас большая культурно-познавательная программа. Я буду знакомить вас с моей землей. Полотенца сейчас принесет моя сестра, мы живем с ней вдвоем. Не обращайте внимания на ее слова, она слабоумная от рождения. Да, и этот груз тоже на мне, – сказал Владимир и вышел из комнаты.
«Нельзя ехать к мужчине, когда в сердце живет другой», – решила Камилла и прислонилась лбом к двери.
Почти сразу же раздался стук в дверь, Мила открыла ее и увидела очень бледную, болезненного вида, худую, среднего роста девушку. Сразу же поразили ее глаза. Они не выражали ровным счетом ничего. В руках девушка держала стопку аккуратно сложенных темно-зеленых махровых полотенец.
Мила поняла, что перед ней – сестра Владимира, и поздоровалась. В ответ девушка не произнесла ни слова, а только протянула ей полотенца.
– Это мне? – поинтересовалась Камилла.
Девушка молчала, а когда Мила протянула руки, чтобы взять полотенца, она резко отпрянула, прижала полотенца к себе, гневно глянув на Камиллу. Та даже испугалась.
– Это не мне, да?
– Ты обречена уже давно. – Девушка разлепила бледные губы и улыбнулась.
Мила содрогнулась во второй раз, так как увидела ее редкие гнилые зубы.
– На что обречена? – не поняла Мила.
– На опыты гениального профессора, – снова улыбнулась девушка, и Мила поняла, что «слабоумная» – это еще мягко сказано.
– Как тебя зовут? – спросила она, так как эта девушка весьма сносно говорила по-русски.
– Кира, ее зовут Кира, – сказал подошедший Владимир. – У нас детей называли русскими именами.
– Это редкое для русских имя, – ответила Мила.
– Ну что, Кирочка, ты дала нашей гостье полотенца? – мягко спросил брат у сестры.
Та снова протянула Камилле полотенца. Мила уже боялась брать их у нее, но на этот раз передача полотенец произошла без эксцессов.
– Молодец, Кира. Иди к себе, – сказал Владимир, и девушка подчинилась.
Миле стало стыдно оттого, что она, медик, не испытывает жалости к этой убогой Кире, а даже, наоборот, чувствует брезгливость.
