выставил перед собой карабин. Поймал на мушку лихорадочно метавшуюся невдалеке растрепанную фигурку. Фигурка споткнулась, с головы ее слетела высокая меховая шапка… Выждав, когда противник поднимется снова, Милов не спеша прицелился и спустил курок. Взмахнув руками, усташ навзничь бухнулся между камней. Оставался, по всей вероятности, последний неприятель. Он засел между камней и отстреливался из автомата короткими очередями. Подполковник с пулеметчиком засекли его позицию. По кивку подполковника снова заработала «зброевка». Наметив валун, до которого следовало перебежать, Милов с карабином наперевес под прикрытием своего пулемета, пригибаясь, кинулся вперед. И тут у него опять схватило сердце. Такой боли не бывало никогда. Казалось, сердце просто рвется на части. Возможно, так оно и было. Весь мир вдруг сузился, превратился в красные и зеленые круги перед глазами. Подполковник замедлил шаг, выпрямился, запрокидывая голову назад. Судорожно раскрыл рот, тщетно пытаясь сделать хоть один вдох. Руки опустились вниз, карабин цокнул прикладом о камни. У Милова хватило сил удержать оружие за цевье. Он сделал еще несколько шагов, успев совершенно отстраненно подумать о себе: «Лучше так, чем на больничной койке». Неожиданно круги перед глазами исчезли. Где-то у слияния вершин гор и неба он отчетливо увидел лица жены и дочек. И смотрел, смотрел на них с удивлением и счастьем во все глаза. Наверное, сердце в груди подполковника и вправду разрывалось. Но прежде, чем это случилось до конца, в него попала выпущенная навстречу из-за камней пуля. Он упал на спину. В широко раскрытых зрачках отражалось весеннее балканское небо…
В это самое время взвод Лукина вел ожесточенный бой с батальоном усташей у развалин древнего замка.
10
Из грузовика разведчики Маркова забрали все, что могло пригодиться в пути: патроны из цинков распихали по вещмешкам, все обвешались гранатами и оружием. Досадно было, что рация вышла из строя. Зато из переделки все выбрались живыми и здоровыми, если не считать расцарапанной осколками лобового стекла головы Быкова и обожженного бока Паши-Комбайнера. Из раны последнего торчал небольшой скрученный в спираль осколок – его вытащили совсем легко. Куценко обработал рану товарища йодом. Пашу обмотали чьей-то запасной относительно чистой нижней рубахой.
– Сойдет, – удовлетворенно махнул рукой Клюев и, чуть поморщившись, затянул поясной ремень
Быков в последний раз с сожалением поглядел на «Опель», вздохнул, ощупал бинты на голове и по привычке сдвинул пилотку на самый затылок.
– Теперь пехом, – констатировал кто-то из разведчиков.
– Нам не привыкать, – отозвался Фомичев, расправляя на плечах лямки вещмешка.
Поскольку картой местности они не располагали, Марков принял решение по возможности не отдаляться от реки. Вряд ли переправившиеся на тот берег немцы смогут плотно занять район, в котором оборонялся болгарский полк. Скорее всего, их подвижные соединения уже сменили место своей дислокации. С наступлением темноты надо будет постараться переправиться обратно. А пока следовало отыскать подходящее место для переправы и хорошенько за ним понаблюдать. На мост, по которому они проскочили сюда, пожалуй, возвращаться не стоило – судя по утреннему обстрелу, где-то рядом с ним располагалась немецкая батарея реактивных минометов. И наверняка с пехотным прикрытием. А вот обследовать местность рядом на предмет наличия подходящей переправы стоило. В любом случае, пора было выбираться к реке. Русло Дравы в этих местах сильно петляло. Капитан Марков поглядел на большой компас, одетый на кисть руки прямо поверх манжета гимнастерки и отдал команду строиться. Вытянувшись в цепочку, разведчики углубились в лес, следуя в северно-восточном направлении.
Они шли около часа в абсолютной тишине, никого не встретив на своем пути. Перед очередной лесной дорогой высланный вперед дозор из двух человек обнаружил на обочине машину.
– Наша, «Эмка», – вполголоса доложил вернувшийся к колонне один из дозорных. – И вроде никого…
– Вроде или никого? – строго переспросил лейтенант Чередниченко.
Разведчик неопределенно развел руками.
– В цепь! – скомандовал Марков.
Приготовив оружие, осторожно выдвинулись к дороге. Пятнистая «Эмка» стояла, уткнувшись радиатором в откос кювета. Автомобиль был изрешечен пулями. Уронив голову на рулевое колесо, согнулась на переднем сиденье фигура водителя в советской военной форме. Разведчики расположились полукольцом на некотором расстоянии от машины. Фомичев подошел к «Эмке», дернул дверь на себя и тут же отскочил в сторону – вдруг заминировано. Такие штуки тоже случались. Из распахнутой дверцы на землю кулем вывалилось тело бойца. Гимнастерка на его спине была обожжена в нескольких местах входными пулевыми отверстиями.
– Готов, – констатировал Фомичев, осмотрев водителя.
– А здесь кто-то уползал, – подал голос Бурцев, стоявший позади машины.
Фомичев обошел «Эмку» – от распахнутой правой задней двери тянулись в сторону кустов кровавые следы. Дверь была пробита пулями, на дерматиновой обшивке бурые пятна.
– Кровь, – констатировал Чередниченко, мазнув пальцами по заднему сиденью. – Свежая.
– Молодец, Васек, – наклонился над примятой пожухлой листвой Фомичев. – Пойдем глянем.
Несколько разведчиков, выставив автоматы перед собой, углубились в придорожный кустарник. Вскоре оттуда раздался негромкий выкрик:
– Товарищ капитан!
Марков с остальными бойцами быстро продрались через заросли. Окруженный разведчиками, у оголенных корней большой сосны, чуть приподнявшись на локте, лежал с пистолетом на изготовку начальник политотдела их дивизии подполковник Ратников. Рядом с ним валялся на земле автомат ППС с отсоединенным рожком – все патроны подполковник, видимо, уже расстрелял до этого. Недоверчивый напряженный взгляд, вытянутые ноги в суконных офицерских галифе, накинутая прямо на нательную рубаху шинель. Ратников был ранен в обе ноги выше колен. Гимнастерку подполковник снял и разорвал надвое – кое-как перемотал ей свои раны. Ратников сглотнул, облизал сухие губы и, узнав Маркова, опустил пистолет. Произнес хрипло:
– Дайте воды…
Здесь же, у корней сосны, расположились на короткий привал. Быков, расстелив на земле плащ- палатку, ушел вырубать слеги для носилок. Куценко размотал самодельную перевязку, ножом распорол на подполковнике галифе и теперь обильно обрабатывал края ран йодом. Больше никаких медикаментов у них все равно не было. Ратников морщился, но не издал ни звука. Только нервно поджимал потрескавшиеся губы. Понемногу придя в себя, подполковник рассказал, как оказался на этом берегу. Выяснилось, что штаб дивизии Бутова за последние пару дней переместился почти вплотную к Драве. Правда, на десяток километров ниже по течению. Контакт с болгарами был установлен буквально в тот же вечер после отъезда группы Маркова. Только совсем не в той стороне, где предполагали изначально. Оттого Маркову пришлось изрядно поколесить по окрестностям.
– Что же Ерохин нам не радировал? – в недоумении спросил капитан. – Мы всю дорогу на прием держали…
– Да черт ногу сломит в этой обстановке, – поморщился Ратников. – Как теперь оказывается…
Вчера утром подполковник Ратников в качестве представителя советского командования отправился в расположение союзнических болгарских войск. И, разумеется, пожелал проверить их боевой дух на самом опасном из занимаемых участков. Таковым оказалось предмостное укрепление, которое болгары удерживали с целью развить наступление на южном берегу.
– Ах, вот почему они мост не взрывали… – покивал Марков, слушая подполковника.
– Вероятно, – сглотнул Ратников. Его стратегические соображения интересовали гораздо менее чем политические.
– Мы отпечатали «Боевой листок» на болгарском языке с последней сводкой, – с гордостью поглядев на Маркова, произнес подполковник. – Готовится решительное наступление на берлинском направлении. Вы понимаете, как важно было доставить его болгарским товарищам на передовые позиции.
На этих передовых позициях Ратников вчера и заночевал у болгар вместе со своим водителем. А рано утром немцы, не получавшие «Боевого листка» и, видимо, ничего не знавшие о нашем готовящемся решительном наступлении на Берлин, ударили по болгарскому полку. Причем изначально они
