— Понятно, — пискнула я. От маминого сердитого голоса у меня снова заболела голова.
Она подошла ко мне и поцеловала в лоб, потом туда, где была рана, а потом в то место, которым я только что ударилась о кровать.
— Маленькая моя… Тебе надо беречься! Я поставила лазанью в духовку, она будет готова через десять минут. Поешь. Я пошла.
Я проводила маму до двери. Она наклонилась, чтобы обуться, и вид у нее был ужасно усталый.
— Не беспокойся, — сказала она уже на пороге. — Я скоро вернусь. Вместе с Закариасом.
Закариас. Прозвучало это так, словно она собиралась привести домой чужого человека.
Можно сказать, так оно и было. Домой пришел выжатый, раздавленный Зак. Как будто он сушился на веревке и совсем выцвел. Он ничего не говорил, только сел за стол. Мама положила ему кусок лазаньи. Она тоже молчала. Я думала, что Зак отодвинет тарелку, но он принялся есть молча и сосредоточенно. Я сидела и смотрела на него, моего молчащего и жующего брага. Он сидел, как робот. Наконец, Зак наелся и отодвинул тарелку. Все это время никто ничего не говорил — но вот Зак взглянул на меня. Глаза у него были очень грустные.
— Что с Глорией?
— Не знаю. Она все еще под капельницей.
— Она в шоке, — сказала мама. — Это неизбежно, если человека избили.
И она бросила на Зака жуткий взгляд, как будто он был во всем виноват. Мне стало холодно.
— Ты ведь никогда не грабил и не… бил никого? — выдавила я из себя.
Зак посмотрел на меня. Какое-то время мне казалось, что он не собирается отвечать. Потом он откашлялся:
— Когда мы были в спортивном магазине, в городе… ночью… несколько недель назад…
Он снова посмотрел на меня, и я, конечно, поняла, что в магазин они зашли не за покупками. Мама тоже поняла, хотя, скорее всего, не хотела понимать.
— Сработала сигнализация, пришел человек. Мы его оттолкнули… он упал… из головы пошла кровь… и Адидас… пнул его в живот…
Зак кивнул, глядя в стол.
Мама сорвалась на крик.
— Я толкнул его — один раз… я не пинал, не бил. Я сбежал…
— Хотя ты все время помогал Адидасу… — упрямо продолжала я.
— Зак полдня сидел на допросе, — перебила меня мама уже обычном голосом. — Ему надо отдохнуть!
Она решила, что я говорю лишнее. Но меня было не остановить.
—
— Заткнись! — крикнул Зак. — Ты ничего не соображаешь, поняла?
— Но это же он заставил тебя…
Я не могла найти нужных слов. А может, я стала сомневаться?
— Адидаса все еще допрашивают, — сказала мама. — Не думаю, что кто-нибудь придет за ним.
—
Зак вскочил из-за стола и бросился к раковине и крану с водой. Он ревел, пил воду и умывал лицо — все сразу. Тогда я сообразила, что Зак и Адидас все-таки друзья. Как это ни странно.
Когда Зак обернулся, я увидела, что у него дергается лицо. Казалось, он вот-вот взорвется. Но вместо этого он сделал глубокий вдох и закрыл глаза. Успокоив дрожь, он снова открыл их.
— Он, конечно, идиот. Тиран и все что угодно. Он бьет тех, кто его не слушается, все его боятся. Но он не всегда такой… его отец…
— Ты же говорил, что у него нет отца? — промямлила я.
— У всех есть отец. Где-нибудь. Отец Адидаса сидит в тюрьме. А может, сбежал, не знаю.
— А мама? Она ничего не понимает? — спросила я. А потом посмотрела на нашу маму. Она ведь тоже ничего не понимала.
— Он не живет дома. У матери новый мужик. И он дерется.
— Где же Адидас живет?
— По-разному. Чаще всего у разных алкашей. Они пускают его ночевать.
Мама сидела, сглатывая и глядя на свои руки, а потом подошла к Заку. Она обняла его и посмотрела в глаза.
— Ты давно это знал? О том, как он живет?
Зак вывернулся и снова сел за стол.
Мама вздохнула, как и всегда, когда не знала, что сказать.
Тогда я увидела, что по небу летят первые ласточки. Мне стало не до брата и не до мамы. На ласточек так приятно смотреть. Их становилось все больше и больше. Они носились на невероятной скорости. Интересно, кто-нибудь ее измерял? Скорость, на которой летают ласточки? Они кричали голодными голосами — наверное, насекомых было мало, ведь лето еще не началось.
Но я-то не птица, я сижу за кухонным столом и, возможно, больше никогда не соберусь с силами, чтобы встать.
— Я, конечно, кое-что замечал…
Это был голос Зака, но не обычный, а какой-то тяжелый, каменный.
— Он все трепался о своем папаше, как будто он какой-нибудь крестный отец, который приедет на «феррари» и все будет зашибись. Но все же понимали, что он врет.
— Почему ты ничего не говорил? Надо было поговорить со мной. Мы могли бы…
Мама умолкла. Наверное, поняла, что вот-вот скажет неправду. О том, что Адидас мог бы жить у нас или что-нибудь такое.
— Ты понимаешь, что теперь может произойти? Зак! Отвечай!
— Меня не могут наказать, по возрасту, — ответил брат и упрямо посмотрел на маму.
Тогда мама ударила его. Я никогда не видела такого раньше.
Левая щека Зака покраснела.
Потом мама заплакала.
Потом заплакала я.
А Зак заперся в ванной.
И ничего оттуда не было слышно.
24. Про ночь
В конце концов, он вышел.
В конце концов, наступила ночь.
В конце концов, мы все легли спать.
Но до того успели о многом поговорить.
Сначала мама попросила прощения за то, что ударила Зака.