Уходя, я все-таки рискнул оглянуться…
Дверь на датское капище была плотно затворена. Кстати, я только сейчас обратил внимание: она обращена не на юг, как у всех местных жилищ, а на север…
На следующий день мы с Хавчиком отправились в обратный путь. Свартхёвди остался. Обещал появиться в Роскилле дней через десять.
Я очень учтиво распрощался с мамой и дочкой. Пообещал непременно вернуться. С подарками.
Гудрун обрадовалась совершенно по-детски. Обещанным подаркам, разумеется.
Рунгерд улыбнулась. Двусмысленно. Я бы даже сказал – провоцирующе…
Если ее колдовские штучки хоть что-то значат (а в этом я уже почти не сомневался), то очаровательная матушка Свартхёвди мне здорово помогла.
Но, как любит говорить моя собственная матушка: «Дураков не сеют, не жнут – они сами родятся». Через три дня после возвращения, от избытка гордости, глупости и самоуверенности, я впутался в историю, которая, как немедленно выяснилось, отнюдь не по моим молочным зубкам…
Глава сорок пятая,
Золотой браслет, от которого отказалась Рунгерд, все-таки меня покинул. Я обменял его на меч. И меч того стоил. Это была отменная железяка франкского производства с клеймом «Ulfberht», знакомым мне еще по
Такой клинок – на всю жизнь. Еще и детям и внукам хватит. Его братья «прожили» достаточно, чтобы через тысячу лет «осесть» в европейских музеях. Нужны ли другие рекомендации? Мне – нет. Бонд, у которого этот дивный клинок обитал до меня, определенно был его не достоин, если польстился на золотую побрякушку. Этот пахарь даже не трудился как следует ухаживать за дивным клинком. Но я исправил эту кощунственную халатность.
Я-то точно знал, что бонд продешевил. Не иначе как старина Один привел нас искать ночлега у этого датского помещика.
Судя по выражению физиономии, с которой бонд провожал нас поутру, он был уверен, что облапошил лоха. Меня, то есть. Хавчик, кстати, тоже считал, что я переплатил. Но мой трэль скромно помалкивал – знал свою социальную жердочку.
А я ликовал.
Я вез свое сокровище на седле (ножен к мечу не прилагалось, а может, бонд решил их заначить), любовался игрой света на металле и размышлял, какое имя я дам этому чуду… Потом мне вдруг вспомнилась Рунгерд, и имя пришло само собой: Вдоводел.
Он прибыл в столицу Рагнарова княжества перед самым закрытием судоходного сезона. Формально – поучаствовать в будущем набеге. Фактически – свершить кровную месть, а уж потом поучаствовать.
Звали этого любителя укокошить ближнего – Торсон. Вернее, Торсон-ярл. Морской ярл. Так сказать, граф без графства. Зато с дружиной из пяти десятков головорезов.
Торсон-ярл был норегом. И еще – родственником Торстейна Детоубийцы. Того самого, чей кнорр мы удачно повстречали летом на пути в Ладогу.
Торстейн был кровником Хрёрека-ярла. Однако, убив Торстейна, Хрёрек автоматически становился кровником всех родственников покойника. По крайней мере тех, кто готов взять на себя такую ответственность.
Рыжебородый убийца Торсон был готов. И это было серьезно. Не потому, что нурег был здоров, как племенной бугай. Здоровяков здесь хватало. И уж тем более не потому, что Торсон был рыж, – среди скандинавов каждый пятый был аналогичной расцветки.
Проблема состояла в том, что Торсон-ярл, помимо своей основной профессии морского злодея, был еще и профессиональным поединщиком. И весьма выдающимся, поелику всё еще пребывал в нашем грешном мире, а не угощался в чертогах Одина.
Обвинение было предъявлено на следующий день после появления рыжего ярла в Роскилле. К немалой радости здешнего населения.
Сами понимаете: телевизоров здесь нет. Нет также театров, варьете и компьютерных игр. Потому людям совершенно нечем заняться. Секс, жратва, выпивка и драки. По восходящей.
Наилучшая драка – это поединок. Любимое зрелище каждого датчанина, независимо от пола и возраста.
Торсон знал это, когда бросал публичный вызов Хрёреку. И знал, что поединку – быть. По-любому.
Здесь, в Роскилле, старина Рагнар – царь и бог. Он мог прикончить любого, кто ему не по душе. В том числе и Торсона. Сделать это собственноручно. Или попросить кого-нибудь из сыновей. Например, Ивара Бескостного. Или Бьёрна Железнобокого. Или здоровяка Хальфдана. Рангар мог просто кивнуть – и верные ему хускарлы даже мамонта разобрали бы на шерстинки, не то что какого-то морского ярла.
Но даже Рагнар кое-чего не мог. Например, запретить Торсону-ярлу вызвать на поединок Хрёрека-ярла. Простые хирдманны просто не поняли бы своего конунга. Лишить их такого шоу? Нет, Рагнар не стал бы этого делать. Даже если бы и захотел. Однако я уверен: у конунга и в мыслях не было накладывать запрет. Повторю: здесь не было телевизора…
Торсон-ярл был хорош. Не в смысле – хорош собой. Если бы этот парень оказался в обществе каменных троллей – на его родине, в Норвегии, говорят, такие водятся – те несомненно приняли бы ярла за своего. Он был хорош в том смысле, который придавали этому слову местные жители. У него были лицо и повадки человека, способного прикончить любого, кто окажется на его пути. А одет и вооружен Торсон-ярл был так, что становилось ясно: горе тем, на чьем пути становился он сам.
Он явился к нам с полусотней хускарлов и Бьёрном Рагнарсоном – в качестве свидетеля. И прорычал свои претензии.
Рагнарсон уже признал их справедливыми.
Наш ярл тоже не стал протестовать.
Но Хрёрек-ярл был Инглингом, потомком конунгов. А Торсон – простым пиратом. Принять вызов самому для Хрёрека было не по рангу. Посему кто-то из нас должен был выйти вместо него.
Недостатка в желающих не было. Но первым успел Фрёлав.
На том и порешили. Завтра на рассвете, на рыночной площади. В традиционном вооружении. Бой до смерти.
Торсон был громаден. Но наш Фрёлав ничуть не меньше. Битва титанов – вот что нас ожидало.
Утречком «трибуны» импровизированного стадиона (склон горы служил отличным амфитеатром) были полнехоньки. Все население городка и окрестностей, включая трэлей и малолетних детей, собралось на шоу. Многие из присутствующих даже пренебрегли завтраком, дабы занять лучшие места, и теперь активно работали челюстями, сгрызая, кто – лепешку, кто – кус вяленой рыбы…
Почетные места принадлежали знати: Рагнару с сыновьями, ярлам, хёвдингам, хольдам… И нам. То есть храброй дружине Хрёрека-ярла. И – не менее храбрым головорезам Торсона.
Местные боги тоже отнеслись к поединку с интересом. Этот вывод был сделан Ульфхамом Треской на том основании, что небо было прозрачным и безоблачным.
Да, денек выдался неплохой. Если говорить о погоде.
Поединщики вышли на арену. Ее границами служили плотные ряды зрителей.
Торсон-ярл еще раз громогласно высказал претензии. Будь здесь не «стадион», а тинг, за предъявой последовал бы суд, который, заслушав обе стороны, определил виру. Впрочем, скорее всего, имел бы место взаимозачет, поскольку покойный Торстейн виры за убитого родича нашего ярла не заплатил. Однако тинг, на котором рассматривались претензии к Торстейну, вследствие неведомых мне местных юридических тонкостей, так и не вынес вердикта об изгнании Торстейна…
