Эта была высокая, постарше Ширли, но помоложе мексиканки. Темные кудряшки, похоже, заколоты еще с вечера, плечи прямые, черты лица крупные — красивая. Даже перебитый нос почти не портил.
— Да мы что! — застыдилась Ширли. — Мы чуть-чуть!
— Чуть-чуть цвай идиотен, — сказала вторая, и залезла с ногами в кресло.
Ширли устроилась на подлокотнике, обняла подругу за плечи, и обе уставились на искателя приключений. Д.Э. потупил взор и сунул в рот порезанный краем жестянки палец.
— Нэнси? — коротко спросила вторая девица.
— Нихт Нэнси, — мрачно отозвалась Ширли, накручивая на палец ее локон. — Восемь мышат пошли гулять на речку, купались там беспечно, один из них утоп, ему купили гроб.
Обе посмотрели друг на друга.
— Лучше бы эта корова один раз не вернулась, — у Ширли дрогнул подбородок. — Ну почему все так несправедливо!
Вторая помолчала.
— Четыре мышат пошли гулять на речку, — проговорила она тихо. — Это есть отшень печально, майне кляйне пуппен. Осталось нас три.
— Эй, — спохватилась Ширли, — парень, ты куда? Вернешься? Эй, возвращайся! Ты обещал!
Глава четвертая
Кекуок, матчиш, рэгтайм
— Пусть он искайт, — тихо сказала за стеной Ида.
— А если не найдет?
— Тогда вытирайт мальтшик сопли.
— Всю жизнь только об этом мечтала!
— Тогда искайт другой мальтшик.
— Другой мальтшик, — сказала Ширли, помолчав, — не помогайт бедный девушка.
— Не помогайт, — подтвердила Ида.
— Совсем нет.
— Найн. Конфетка хочешь?
Д.Э. почесал лоб огрызком карандаша, бросил письмо и перевернулся на бок. Протянул руку и долго, сосредоточенно отрывал от обоев над кроватью похабную открытку: приторный, как микстура от кашля, доктор льнул ухом к груди полураздетой пациентки. Осталась улыбающаяся дамская голова и голое плечо с кокетливым бантом. Тут искатель приключений ничего не имел против.
На другой картинке въезжал в снежную ночь паровоз. Паровоз изрыгал густой белый дым, светил фарами и вез голого карапуза с крыльями за спиной. Карапуз махал листиком клевера невероятных размеров и изо всех сил, видимо, кричал: «Счастливого Нового Года!» Д.Э. кровожадно осмотрел его, пузатого, но решил не портить хорошую вещь.
Было темно и тихо.
— Может, Сан-Диего? — спросила за стеной Ширли.
Они там с Идой раскладывали пасьянс.
— Или Лос-Анжелес? Точно, Лос-Анжелес! Представляешь, там, говорят, сейчас Сенбернар выступает!
— Абер найн, майне кляйне. Нихт ехать. Немножко терпеть. От клиент не будет отбой.
— Ты что, ты что говоришь? — поперхнулась Ширли. — Как?
— Город строить, — голос Иды был почти равнодушным. — Все проходить, а город строить опьять.
— Да конечно! Все дорогие клиенты поразъехались! Со своими селедками!
— Еще будут военный. Много военный — хорошо. Немножко терпеть, покамест безопасно. Мужчина не может долго без девочка.
Судя по звукам, Ширли уже плясала по комнате, напевая себе под нос. Вдруг песня смолкла.
— Слушай, он там, по-моему, опять. Снова-здорово!
Ширли высунулась в коридор.
— Эй, куда? Сдурел, что ли? Ночь на дворе!
— Простите, мэм! Может быть, сегодня…?
— Сэр, может быть, вы… нет, я, к сожалению, тоже. Да, конечно, помню: миссис Харт и дочке четырнадцать…
— Прошу прощения, мисс…
28, что ли, апреля, в субботу, искатель приключений устало опустился на все еще валяющиеся доски у фонтана, прикурил и уставился в небеса. Так он просидел до заката. Дюк! Я здесь каждый день Прочтешь — дождись. Д.Э.
Нацарапанные куском известки буквы едва просматривались на мостовой. Ветер все время забрасывал надпись пылью, приходилось разметывать ногой. Теперь уже будет некому.
Джейк оглянулся в последний раз и еле устоял на ногах:
— Потише, черт! — буркнул какой-то остолоп. — Офонарели совсем, под ноги не смотрят.
Джейк рявкнул: «Да пошел ты!», но его вдруг схватили его за рукав.
— Господи, — бормотал он спустя минуту, отпуская костлявые плечи компаньона, — тощий, как велосипед, грязный, как последний свинтус и вонючий, как помойный кот!
— Вы бы, сэр, себя лучше понюхали! Такой «Букет Кашмира», за пять футов с ног валит!
От него несло еще гарью, через которую прорывался другой запах — тяжелый, сладковатый, настойчивый.
— Где же, — М.Р. вытер нос рукавом куртки, — где же вас носило, сэр?
Левый его глаз украшал фонарь цвета молодой травки.
Д.Э. небрежно махнул рукой.
— В борделе, сэр.
М. Р. аж челюсть уронил.
— А… О… Ого! Неплохо ты устроился!
— Ты-то, сто миллионов чертей, ты-то где был?
— В опиекурильне, — скромно ответил мистер Маллоу.
— В какой еще опиекурильне? — оторопел Джейк.
— За магазином, в переулке, немножко в сторону от Росс Элли. Ну, где все обо… парк, где конюшни в конце, помнишь?
Компаньоны шли по Монтгомери.
— …перебежал через дорогу назад, — рассказывал Дюк, — тебя нет. Туда, сюда, смотрю — экипажи. Поболтался около. Там говорили, что самое безопасное место — Чайна-таун. Ну, и подумал, что ты наверняка рванешь туда. Ну, и опиекурильня. То есть, кто же там знал, сначала, что это она — подвал и подвал, лишь бы не поджариться. Чуть не скоптился, правда, но это уже потом было, когда сверху занялось. Ну, что ты моргаешь-то так? Легко, думаешь, было через полгорода в сплошной печи пробираться?
