- Мда, — сказал он, наконец. — Поэзия!
И ушел, гадая по росшим вдоль тротуара деревьям:
- Попадет-не попадет, попадет-не по… вот не верю я в гадания, леди и джентльмены, не верю. Глупости все это.
Джейк открыл дверь и осторожно заглянул в холл. Пусто.
- Господи, — еще тише пробормотал он, — нельзя ли в виде исключения, а? Только сегодня. Это же совсем-совсем маленькое чудо!
Но лицо Создателя на темном распятии над входом в гостиную было непроницаемо.
Джейк на цыпочках прошел по ковру мимо кремовых перил ведущей наверх лестницы. Желание быстренько подняться в свою комнату пришлось обуздать. Юный джентльмен вздохнул и переступил порог гостиной: низкий, с тяжелыми балками, потолок, тяжелые синие занавеси. B комнате царил полумрак. Все оказалось еще хуже, чем он думал.
На дубовом столе посреди комнаты красноречиво лежала стопка книг.
Содержание их Джейк знал отлично. Как и то, что еще днем, когда отец послал его в лавочку, эти книги находились совершенно в другом месте. Опять эта София! Ну что за жизнь у человека, а? Мистер Эзра Джосайя Саммерс, рукоположенный пресвитер берлингтонской общины «Первая баптистская церковь», постоянный член-корреспондент «Нью-Йоркского общества подавления греха», почетный председатель городского Общества трезвости, яростный сторонник комстокеризма, автор многочисленных выступлений в «Баптистском миссионерском вестнике» касательно «искоренения всякой безнравственности или аморальности», неслышно вошел в комнату и встал за спиной сына.
- Здравствуй, отец, — не оборачиваясь, сказал Джейк. Мистер Саммерс приблизился почти вплотную.
- Мир и покой снисходит на того, кто всем сердцем постигает, что Христос жил и умер ради всех нас…
Джейк перевел взгляд с раздраженно вздрагивающих брылей над пышными бакенбардами отца, на безупречный узел широкого черного галстука.
- … и муки его искупительной жертвы сопровождают нас ежедневно и ежечасно, на рассвете и на закате, — пробормотал он, надеясь хоть немного ускорить переход к делу.
- Ибо на каждом шагу всех нас и каждого из нас подстерегают ловушки и искушения, — отец предпочел не заметить насмешки в его голосе. — И в одну из них, в эти врата праздности и неги ума, попался мой сын!
Мистер Саммерс схватил со стола верхнюю в стопке книгу и потряс ею в воздухе.
- Что это?
- Это? — переспросил Джейк.
- Именно это!
- Это, — осторожно сказал юноша, — сочинение мистера Стивенсона, описывающее путешествие на лодке по рекам Франции.
- Прекрасно! Ну, а это?
- А это, — не моргнул глазом Джейк, — сочинение мистера Жюля Верна, описывающее пребывание четверых путешественников на необитаемом острове. К вящей славе Господа.
Мистер Саммерс устало сгреб книги со стола. Присел, поддернув брюки, перед камином. Джейк печально проводил взглядом то немногое, что делало его жизнь хоть чуть-чуть счастливее. Пресвитер, не обращая внимания на испачканные в золе рукава, свирепо рвал «плоды ума изнеженного и праздного».
- Роза! — позвал он, не прекращая своего занятия. Вошла пухленькая девушка.
- Да, мистер Саммерс?
- Принесите трость.
Локти отца судорожно дергались. Джейк обвел глазами комнату. Высокий диван. Кадка с какой-то зеленой дрянью рядом. Большой кирпичный камин, отделанный темным дубом. С портрета над камином с выражением самоводольной брезгливости сиял крупным, чистым подбородком мистер Э. Комсток[1]. По бокам отбрасывали круглые тени свечи в деревянных двойных канделябрах. На каминной полке ничего, кроме мерно тикающих часов в корпусе темного дерева. Джейк отвернулся и стал смотреть в другую сторону. У стены перед окном — журнальный стол с лампой, возле которого стоит стул с высокой прямой спинкой. На столе ровной стопкой сложены «Секрет силы», «Большая ошибка», «Царство рассвета» и прочие душеспасительные брошюры, совершенно необходимые для чтения молодым людям, чрезмерно заботящимся о мирских благах, тщеславным девушкам и вечерним чтениям в кругу семьи.
Не далее, как две недели назад сын пресвитера вышел с утра на улицу со стопкой душеспасительных чтений. Удачно успел отскочить за угол, избежав, таким образом, неприятной встречи с братьями Альфом и Генри Лароз, отправил брошюры в канаву перед тем, как свернуть на Церковную улицу, довольно метко вернул встречному мальчишке брошенный в спину огрызок, и приготовился приятно провести день, шатаясь по городу. Как вдруг был схвачен за ухо яростной рукой отца, как раз возвращавшегося из страхового общества, и решившего в ясный денек пройтись пешком. В таком виде, под свист и насмешливые комментарии в спину, был доведен до экипажа, препровожден домой, примерно наказан, — не в кабинете у отца, как обычно, а перед всей семьей, — и до сегодняшнего дня находился под домашним арестом: с утра и перед обедом — молитва в гостиной, под бдительным оком отца; вечером — собрание общины, где большую часть времени приходилось стоять на коленях, склонив голову, под гладко льющуюся молитву из уст матери, отца и еще двоих старших членов общины. Остальное время молодой человек проводил в дощатых стенах мастерской, сняв сюртук, закатав рукава рубашки и шаркая туда-сюда рубанком — «труд скорбный и искупающий».
Наверху хлопнула дверь кабинета. Послышались торопливые шаги горничной. Джейк выбрался из ненавистного сюртука. Небрежно бросил его на подлокотник дивана. Подошел к отцовскому креслу у камина. Мистер Саммерс по одной поджег книги, разворошив кочергой страницы, дождался, чтобы пламя как следует схватилось, и выпрямился, брезгливо отряхивая манжеты. Принял из рук служанки трость. Оглядел сына с головы до ног. Возвел очи горе.
— Матильда! — позвал он. — Матильда, иди сюда!
Вошла миссис Саммерс: крупная красивая женщина в глухом сером платье, с пышно уложенной пепельной прической. Остановилась рядом с мужем, скрестив руки на груди и выразительно глядя на сына блестящими темно-серыми глазами. Мать не говорила ни слова. Джейк взглянул ей в лицо и тут же уставился на восковые листья растения в кадке. Следом в комнату вбежала маленькая Эмми, которую мать тут же схватила за руку и сделала знак вести себя тихо. Чинно вошли старшие девочки, Дороти и София: постные лица, гладко убранные волосы, одинаковые клетчатые платья с оборками.
Семья была в сборе.
Саммерса-старшего побуждал к служению Святой дух и пылкое желание вразумлять и питать стадо Божье. Сам-мерс-младший руководствовался не менее пылким желанием по возможности реже быть вразумляемым кем бы то ни было. Отец, как и подобает рукоположенному служителю общины, использовал каждую возможность подтвердить свое призвание молитвой. Сын подумывал о том, что истинная вера вряд ли нуждается в таком количестве подтверждений. Пресвитер неукоснительно делал все, чтобы его собственную жизнь и жизнь членов его семьи не пятнали помыслы пустые и суетные. Его сын… да, собственно, мы отвлеклись.
- Боже мой, Джейк! — ахнула София. — Опять! Ну что это такое? Как тебе не стыдно?
Мать оборвала ее, велев не упоминать имя Господне всуе.
- Джейк Саммерс, — сказала она своим красивым грудным голосом, — мы глубоко опечалены твоим поведением. Пусть же это наказание очистит твою душу от греховных мыслей и наставит на пусть истинный.
- И послужит всем нам уроком, — кивнул пресвитер.
Джейк на миг задержал взгляд на Эмми, стоявшей с распахнутыми глазами, повернулся, лег животом
