Ему было не до разговоров: он сочинял письмо компаньону, а то, что он собирался сказать, нужно было сказать как-нибудь… правильно, в общем. Люк задраили наглухо, отчего воздух сделался еще более душным и сырым, чем обычно, виски давило, приутихшая было морская болезнь разыгралась снова, в общем, это утро выдалось еще менее веселым, чем всегда.
- К вечеру стихнет, — бормотал Коуэн. — Как не стихнуть.
Д.Э. потрогал спрятанную под матрасом свою половину блокнота. Дорогая шелковистая бумага успела порядочно отсыреть и пропитаться непередаваемым амбре кубрика. С закрытыми глазами думалось легче. Колокол отбил восемь склянок. Пора было на вахту. Джейк неохотно поднялся с койки. Приседая, взмахивая руками, наклоняясь вперед, откидываясь назад на полусогнутых ногах, добрался он до палубы.
Ударивший промозглый ветер швырнул в глаза волосы, без труда пробрался под штормовку. Лицо обдало водяной пылью. Паруса хлопали, в снастях завывало, океан бушевал, кипя пеной. Волны, приобретя совсем уже угрожающие размеры, вздымались, накрывали друг друга и тут же разбивались мириадами брызг. «Матильда» ныряла между валами, по временам зачерпывая бортами воду, качаясь во всех мыслимых направлениях. Корма судна задралась в воздух почти вертикально, заставив Джейка броситься вцепиться в снасти.
- Марсели убрать! — рявнул Хэннен.
Промокшие до костей матросы, цепляясь руками и ногами за реи, выполняли приказание.
- Фор-стеньги стаксель долой! Живо, сучьи дети! Старший помощник морщил лоб и шмыгал носом, поправляя вязаный шарф в вырезе бушлата.
- Марсовые, вниз!
На палубе появился капитан. По покрасневшим глазам на сером спокойном лице было понятно, что спать в эту ночь ему не пришлось. Крикнув в рулевое отделение, чтобы там не зевали, он прошелся туда- сюда, задрал голову, обозревая мачты, глянул за борт. Бросил на струсившего палубного беглый взгляд, остановился.
- Убрать все паруса!
Капитан Бабридж прибавил сквозь зубы длинное ругательство, которых матрос Саммерс от него никогда еще не слышал, и покинул палубу, кивнув старшему помощнику, который тотчас поспешил за ним.
По спине хлопнули: М.Р., пряча нос в высокий ворот толстого грубого свитера, источавшего запах козла (такой же был надет под штормовкой у Д.Э.), бежал за офицерским обедом. Д.Э. наскоро пожал задубевшие пальцы компаньона в промокшем рукаве и вернулся к своему занятию. Записка, которую Д.Э. Саммерс передал компаньону, состояла всего из одной фразы.
Дело сделано. Теперь можно и в кубрик — «под палубу» — отсыпаться перед вахтой.
К вечеру мрачное небо раздирали проблески молний, грохотал гром, океан ревел, через палубу хлестали волны, по доскам лилась вода, блестя при тускло-желтом качающемся свете палубных фонарей. Отовсюду раздавалось бормотание: «Господи! Господи, помилуй! Помилуй нас, Господи!»
Джейк торопливо связывал лопнувший слаблинь, сидя на корточках возле грот-мачты. Его единственным пожеланием было как можно скорее оказаться в кубрике, надеть сухое и завернуться в одеяло, а там будь что будет. Все равно в случае крушения спастись невозможно. Бушующий океан озарило несколько молний сразу. Ничего не было видно, и Джейк вдруг понял, что это от того, что перед китобоем выросла зеленоватая стена воды. Вал с силой ударил в корму, понесся по палубе, волна ударила в спину, сбила с ног, отрывая руки палубного от поручней, Джейка понесло вперед и швырнуло об основание фок- мачты. Откуда-то снизу слышались крики: кого-то из матросов смыло за борт.
— Матерь Божья, — непослушными губами бормотал Ко-уэн, разматывая брошенный кем-то из товарищей штерт и обвязывая себя за талию, чтобы не последовать за несчастливыми коллегами, — помилуй нас, грешных, матерь Божья!
Он кинул штерт палубному, и тот последовал его примеру. Джейк предпочитал не отвлекаться на беседы со Всевышним — «Матильда» дала течь, да еще сразу в двух местах. Промедлишь хоть секунду — получишь возможность обратиться к Господу лично. Ну, может, и не лично, но апостол Петр тоже не тот, с кем так уж хочется встретиться. Тонкое, не знавшее стирки шерстяное одеяло превратилось в недостижимую мечту. Вместе с пахнущими козлом сухими носками.
Заваливаясь с борта на борт, гудя натянутыми снастями, «Матильда» ныряла в гигантские волны. Все три насоса работали бесперебойно.
Шторм утих под утро. Качка не прекратилась, но теперь она была совсем другая: ровная и спокойная, «как надо». Волны все еще были велики, но уже не хлестали бешено, а только перекатывались одна за другой по поверхности океана. «Матильда» шла под фоком и кливером, отделавшись небольшой течью, над которой трудился плотник с матросами. К обеденной вахте М.Р. в камбуз не пришел. К ужину тоже. Джейк успел тысячу раз пожалеть о сделанном и даже к вечернему отдыху не пошел искать компаньона. Стоя у борта, он смотрел в холодные серые волны, то и дело слюнявя ссаженную ладонь — показалось, что идет Дюк, поспешил спрыгнуть с вантов — и ободрал.
- Эй, — негромко раздалось за спиной, — на палубе!
И в руке Д.Э. оказалась записка — порядочно помятая и подмокшая.
Юнга Маллоу улегся грудью на поручни и тоже уставился в волны. Открыл рот, закрыл, развел руками.
- Да ладно, — сказал Джейк. — Чего уж там.
- Слушай, — отозвался компаньон, помедлив, — а что мы делать-то будем? Ну, там.
- Меня больше волнует, — пробормотал Джейк, — что мы будем делать здесь.
Дюк подумал.
- Ага, — только и сказал он. — Что до меня, то я предпочел бы не драить палубу, а стоять на капитанском мостике с трубкой в зубах.
Д.Э. вынул из кармана штанов веревку, в задумчивости сделал на ней петлю, как показывал покойный Биллингс, и попробовал изобразить узел под названием «баранья ляжка».
- А я, дорогой компаньон, вообще послал бы всю эту корабельную братию в ж… хотел бы сидеть в шезлонге на палубе, читать газету и курить сигару. И чтобы при этом на мне были белые штаны.
- На палубе? — Дюк картинно повернулся. — Знаешь что, по-моему, ты это сгоряча.
Палуба китобоя выглядела крайне негостеприимно.
- Вот ведь черт, — М.Р. вздохнул, — ты хотя бы по вантам и все такое. А я…
- По вантам! — фыркнул Джейк. — Дорого бы я дал, чтобы больше никогда не видеть эти ванты! Морская болезнь до сих пор не отпускает. «По вантам», чтоб им ни дна, ни покрышки!
Он посмотрел на компаньона. Чертовски удачно, что тот не видел, как Д.Э. снимали с мачты тогда, на второй день плавания. В этот раз оказалось еще хуже: кружилась голова, тряслись ноги и при одной мысли, что придется отпустить бизань-гик, охватывал такой ужас, что искатель приключений скулил, как девочка. Отодрать Д.Э. от гика было делом непростым: хватка у него от страха была мертвая. Матросы, само собой, страшно хохотали, старший помощник, тоже смеясь, сплюнул за борт, вытирая выступившие слезы, и немедленно распорядился, чтобы Д.Э. чесал вон туда и подтянул нок-гордень. Даже пальцем показал, где этот нок: от первого марса наискосок к нижнему парусу. Нок-гордень Джейк, между прочим, подтянул, как
