гастролях с Русским балетом Дягилева, они обязательно встречались. Энди продолжал ухаживать за Лидией, окружая дружеским участием, создавая иллюзию своей необходимости. Скоро Лидия начала чувствовать рядом с ним тот душевный комфорт, который помогал ей расслабиться и отвлечься от постоянного чувства сосущей пустоты внутри. Теперь в Париже, где все вокруг напоминало об утраченной любви, Лидия стала бессознательно ждать его приезда, как избавления.
Хэллсборн появился как всегда без предупреждения и тут же стал уговаривать поехать с ним на аэродром.
— Мисс Лидия, я прошу вас! Должен же и я изредка хоть чем-то похвастать перед вами. Я всегда чувствую ваше недоступное превосходство и хватаюсь за соломинку в надежде удивить вас чем-нибудь, что умею делать лучше вас.
— Ах, Энди, — улыбнулась Лидия, — Эта грубая лесть убеждает меня, что вы смеетесь над бедной женщиной, умеющей в жизни только танцевать!
— Но как танцевать! И позвольте заметить, что ваше «только» несправедливо далеко отодвигает все остальные достоинства и оскорбляет мое чувство справедливости. И еще, Лидия, поскольку мы теперь будем видеться гораздо чаще, в моих мечтах — почти каждый день, ведь я приехал во Францию не менее чем на два года, мне хотелось бы слышать из ваших уст сладостное «ты» одновременно с позволением так же обращаться к вам. Мне всегда хотелось говорить с вами по-английски именно потому, что там всегда можно представить себе, что слышишь «ты» даже тогда, когда говорят «вы».
— Я хочу поехать с тобой на аэродром только с тем условием, что ты будешь говорить мне «ты»! — засмеялась Лидия, увидев, как просияло его лицо.
На аэродроме Ле Бурже Лидия с вниманием рассмотрела самолет, на котором Энди прилетел из Лондона, и ей захотелось тоже подняться в воздух и испытать неведомое ощущение птицы над землей.
— Завтра, — сказал Энди, обрадованный ее интересом, — Сегодня самолет осмотрят механики, и завтра мы взлетим с вами, — он поспешно поправился, — с тобой навстречу солнцу. А сейчас поедем обедать и я расскажу о своих планах, о которых могу говорить часами, а ты расскажешь мне, как ты оказалась в Париже и что теперь танцуешь. И когда я могу увидеть тебя на сцене.
На другой день Лидия, надев большие летные очки и повязав голову шарфом, уселась на заднее сидение самолета, помахала в ответ на ободряющую улыбку Энди и приготовилась лететь. Пока мотор чихал, тарахтел, самолет разворачивался, выруливая на взлетную полосу и разгонялся, Лидия сидела, скептически думая о том, что мужчины обожают окружать себя этой сомнительной техникой, считая, что она придает им значительности и исключительности в сравнении с женщинами. Это были чисто мужские игрушки. Она не сразу поняла, что колеса самолета оторвались от земли, и он поднимается плавно в воздух все выше и выше, закладывая круг над аэродромом. Мгновенный страх сжал ее внутри, но ощущение движения и ветра уже захватили восторгом, и дальше Лидия только наслаждалась скоростью, бескрайностью земли внизу и счастьем представлять себя летящей птицей. Когда самолет приземлился, Лидия с горящими от ветра щеками и сияющими глазами бросилась от полноты чувств на шею Энди. Он обнял ее одной рукой и сказал чуть задыхающимся голосом, что если она всегда будет так его благодарить, он готов летать с ней каждый день.
— Да, если можно — хоть раз еще, это так восхитительно!
— Договорились. Мы будем летать. А потом ты будешь благодарить вот так же!
— Энди, тебе действительно этого хочется, или ты просто хочешь меня в этом уверить?
— Лидия, ты разве не знаешь, что я давно мечтаю о тебе и любая, даже невольная ласка приводит меня на грань счастливого помешательства?
— Спасибо! — Лидия провела рукой по его щеке и непонятно было, за что она его благодарит: за чудесный полет или за признание, доставившее ей внезапное удовольствие.
Когда они вернулись с аэродрома и Лидия лежала в теплой ванне, отдыхая перед спектаклем, она вдруг подумала, что впервые за много лет ей доставило удовольствие сознание, что она нравится мужчине, и вспомнила свой разговор с Екатериной Федоровной больше года назад. Лидия знала, что по воспитанию и по характеру относится к однолюбам и никто не сможет заменить ей Андрея, вытеснив из памяти все то, что так остро переживала даже сейчас, через много лет, как его не стало. Для нее не было этих лет, что бы она себе не обещала, как не решала в очередной раз забыть. Она забывала неуловимые детали, крохотные подробности их недолгих свиданий, но любовь, которая связала их навеки, она забыть не могла. Но очевидно было, что есть еще и другая Лидия, которую она старалась не выпускать наружу, и которая проявлялась только на грани сна и яви: страстная женщина, которую умный, тонкий и любящий мужчина научил относиться к своему телу и его желаниям с должным уважением. Эта Лидия вспоминала не любовь к Андрею, а страстные ночи с мужчиной, который знал, как довести ее до потрясающих высот наслаждения. Вот по этим ночам она тосковала в одинокой постели больше всего, когда память о любви, как память об уходящей молодости, стала подергиваться дымкой времени. Теперь же Лидия почувствовала, что это ее второе «я» начинает оживать, напоминая о себе, и в смятении задумалась, как далеко ее может завести желание снова ощутить волнение крови.
Лидия познакомила с Хэллсборном Екатерину Федоровну и Аню, и он им очень понравился. Вечерами, когда у Лидии не было спектакля, они с Энди приходили к ним пить чай. Однажды, весело пересмеиваясь над шутками Энди по поводу экспансивности французов и их страстных потуг пустить пыль в глаза хорошеньким женщинам, они разделись в прихожей, вошли в гостиную, и Лидия вдруг резко остановилась в смущении, увидев в кресле рядом с Екатериной Федоровной Давыдова. Ничего не подозревающий Хэллсборн налетел на нее сзади, чуть не выронив при этом из рук бережно охраняемую всю дорогу от кондитерской коробку с венскими пирожными. Жалобно вскрикнув, он с ловкостью эквилибриста вскинул руки с коробкой вверх и ощутимо впечатался в застывшую Лидию, краснея, извиняясь и жалко гримасничая. Аня с Екатериной Федоровной засмеялись, Лидия попыталась улыбнуться, но не смогла. Ей бросилось в глаза, что Федор Михайлович смотрит на них во все глаза и тоже не смеется. Энди, заметив выражение ее лица и быстро оценив ситуацию, громко чмокнул Лидию в губы и жизнерадостно объявил всем:
— По-моему, она рассердилась, а ведь я спас ее любимые пирожные со сбитыми сливками! Смотри же, дорогая, они все целы и мы их сейчас съедим.
Лидия наконец улыбнулась, взяла из рук Энди коробку, мимолетом пожав ему благодарно руку, и понесла в кухню, чтобы выложить на блюдо. Хэллсборн отправился вслед за ней — помогать.
— Что-то не так, милая? — спросил он напрямик, но Лидия от прямого ответа уклонилась. Она и сама не могла бы четко сформулировать, отчего так остро реагирует на присутствие этого человека, виновного лишь в том, что много лет назад она сделала неверный шаг, избрав его орудием судьбы. Теперь, приобретя женский опыт и узнав жизнь, Лидия понимала, что сама приняла тогда решение.
Вечером, провожая Лидию домой, Энди первый раз сделал ей предложение. Он не обиделся, когда она шутливо потрепала его по волосам и сказала, что никогда не выйдет замуж. Легкомысленно пожав плечами, он дал клятвенное обещание повторять предложение каждую неделю, пока она не устанет отказывать. И действительно, каждую неделю Любочка, хихикая, выходила в переднюю на его звонок и объявляла потом: «Лидия Викторовна, к вам месье Хэллсборн с субботним предложением и пармскими фиалками! Я приготовила вазочку.» Энди передавал ей букетик и становился перед Лидией на одно колено. В одну из суббот он не пришел, и Лидия весь день чувствовала, что чего-то не хватает. Если так продлиться еще хотя бы полгода, я, пожалуй, соглашусь серьезно обдумать наш брак, — подумала она вечером, рассеяно помешивая ложечкой чай.
Но не прошло и двух месяцев, как Лидия получила еще одно предложение. Серьезно обдумывать его она, правда, не собиралась: руки Лидии попросил Федор Михайлович Давыдов. О, он был очень деликатен, уговаривая ее согласиться. Упомянуты наравне с давними чувствами восхищения и симпатии были также его материальное благополучие и солидное положение на государственной службе. Ни слова о том злополучном инциденте, ни намека на свою вину или ее безнравственность, А ведь мог бы свалить всю вину на нее! Именно это Лидию всегда и приводило в ужас: она тогда сама была виновата во всем. Может, потому она и не могла спокойно смотреть на Давыдова. Он был вечным напоминанием. Ни отеческая забота, ни обещания безмятежного благополучия не могли ее соблазнить. О сватовстве Давыдова Лидия
