командир дивизии вместе с несколькими солдатами на бронетранспортере выехали в батальон. При въезде на КПП его пытался задержать часовой, но его разоружили, вошли в казарму и собрали личный состав. Выяснилось, что три мятежных командира взвода и около 30-ти солдат из батальона сбежали, а остальные были на месте и никаких агрессивных действий не предпринимали.
В 18-ом пехотном полку 25-ой пехотной дивизии в г. Хост, 2-ой пехотный батальон отказался выполнять боевую задачу и воевать против мусульман. Толчком к неповиновению послужило плохое снабжение личного состава и длительное пребывание в зимнее время на позициях без смены. Принятыми мерами эти вспышки недовольства были потушены без кровопролития. Настораживала в обоих случаях действенность религиозной пропаганды. Мне показали листовки, которые распространялись среди населения. В них народ призывался готовиться к выступлению против ввода советских войск и борьбе с неверными. Обстановка в стране накалялась.
10 февраля вернулся из Москвы С. Л. Соколов. Из его рассказа я понял, что доклад прошел успешно. Получила одобрение и работа нашей группы, что послужило поводом для продления пребывания в Афганистане на неопределенный срок и расширению ее полномочий.
К прежним функциям добавлялись обязанности по планированию, подготовке, а в случае необходимости, и управлению боевыми действиями. Кроме того, на нас возлагалось вместе с аппаратом Главного военного советника оказать всестороннюю и действенною помощь Министерству обороны в его становлении, т. к. оно еще не справлялось со своим предназначением.
В связи с расширением деятельности нашей оперативной группы ее состав увеличивался до 25–30 человек за счет вызова необходимых офицеров из Советского Союза и создавалась автономная, закрытая система связи с центром, 40-ой армией, послом и аппаратом Главного венного советника.
Как-то после телефонного разговора с Н. В. Огарковым С. Л. Соколов, обращаясь ко мне, сказал:
— Виктор Аркадьевич, я понял, что Николай Васильевич хочет прислать и включить в состав нашей группы своего генерала, якобы, для регулярной передачи информации об обстановке в стране и принимаемых нами мерах.
— Сергей Леонидович, так ведь это очень хорошо, — ответил я. На этого генерала можно будет возложить решение всех вопросов, находящихся в компетенции Генерального штаба.
Я не совсем согласен с тобой — возразил С. Л. Соколов. В этом я усматриваю несколько иную причину. Мне кажется, что Н. В. Огарков хочет иметь свой глаз здесь и через него оказывать определенное давление на нас.
— Сергей Леонидович, но как он может влиять на Вас? Ведь Вы первый заместитель Министра обороны. На Вас может влиять только Министр.
— Это все верно. Но пойми, Виктор Аркадьевич, что Н. В. Огарков будет докладывать Министру полученную информацию и подготовленные указания для С. Л. Соколова.
— Но ведь этого генерала можно поставить в определенные рамки. Я имею в виду, что можно обязать его знакомить Вас с содержанием своей информации. Раз он входит в состав Вашей группы, то и должен Вам докладывать. А кто этот генерал, Вы знаете, Сергей Леонидович? — спросил я.
— Знаю. Это заместитель Н. В. Огаркова генерал Ахромеев Сергей Федорович — ответил Маршал.
— О! Нам повезло, Сергей Леонидович. Это очень порядочный человек и не на какие сделки со своей совестью он не пойдет.
— Ты его знаешь? Расскажи о нем — попросил С. Л. Соколов.
— Я знаком с С. Ф. Ахромеевым около 20 лет. В течение этого времени служба сводила и разводила нас часто. Дважды Сергей Федорович был в моем подчинении, один раз мы служили в равных должностях в одном и том же округе, а теперь служим в Москве, не подчиняясь непосредственно друг другу. Совместная служба позволила нам хорошо узнать друг друга. Меня всегда поражала его работоспособность. Сергей Федорович умеет заставить подчиненного выложиться полностью. Но ровно за минуту до того как тот придет в изнеможение найдет способ его взбодрить и продолжать работу. Себя он тоже не щадит. Вызывает удивление его исключительная способность находить уйму способов, что бы быть занятым.
Ему присущи очень серьезное отношение к делу и высокая степень порядочности. Я не помню случая, чтобы Сергей Федорович проявил бестактность при обращении с подчиненным. Он несколько суховат, но это компенсируется его вежливостью и вниманием к собеседнику. С первых дней нашего знакомства у нас сложились добрые отношения, которые сохранились. Мы относились друг к другу с взаимным уважением. Даже сейчас, когда Сергей Федорович стал первым заместителем начальника Генерального штаба, его отношение ко мне не изменилось. Он по-прежнему приветив и внимателен ко мне.
— Ну если он такой каким, ты, его характеризуешь, то думаю, что мы найдем с ним общий язык — успокоился С. Л. Соколов.
После прилета С. Ф. Ахромеева, Сергей Леонидович некоторое время присматривался к нему, а затем стал во всем и полностью ему доверять, что позволило им вместе продуктивно работать, возглавляя в дальнейшем, Министерство обороны и Генеральный штаб.
Приезд Сергея Федоровича освободил меня от обязанностей неофициального начальника штаба нашей группы и я переключился на подготовку подразделений и частей к ведению боевых действий.
Утром 21 февраля 1980 года С. Л. Соколов, С. Ф. Ахрамеев, посол Ф. А. Табеев и я вновь встретились с Б. Кармалем.
В ходе состоявшейся беседы затрагивались многие вопросы, но основное внимание было уделено единству партии, положению в армии и развертыванию пропагандистской работы среди населения.
Касаясь единства партии, как одной из основных причин дестабилизации обстановки в стране, Сергей Леонидович, обращаясь к Б. Кармалю, говорил:
— Сейчас обстановка в НДПА не здоровая. Резко обострилась внутрифракционная борьба, в которую вовлечено около 70 % всех членов НДПА. Борьба идет не только между фракциями, но и внутри их, где существуют по несколько враждебных группировок.
Позиция некоторых руководящих работников ЦК НДПА вызывает удивление. После понесенных потерь, в период правления Х. Амина, фракция Парчам по своей численности стала значительно меньше фракции Хальк. Что бы ликвидировать это неравенство они избрали неверный путь — массовый прием в члены НДПА, фракцию Парчам. Причем это делалось огульно, списками в 150–200 человек, независимо от взглядов и желания кандидатов. Это серьезная ошибка. Мотивировка, оправдывающая эти действия, смехотворна. Она заключается в том, что когда фракция Парчам превзойдет по своей численности фракцию Хальк, то можно объявить — в НДПА нет враждующих фракций, так как фракции Парчам нет, а есть партия с одной фракцией Хальк.
Такие действия свидетельствуют, что определенные круги НДПА стремятся не к стабилизации положения в партии, а к ликвидации фракции Хальк, вплоть до физического уничтожения ее членов.
Появился еще один тревожный симптом. Огульный прием в партию позволил проникнуть в ее ряды некоторым нежелательным элементам, которые заняли довольно высокие посты. Эти партийные руководители в основном заботятся о своем благополучии. Много ведется разговоров о том, что нужно сделать, но ничего не делается, а ожидается, что кто-то за них сделает.
— Товарищ Маршал, поверьте, я так же обеспокоен положением в партии и теми перегибами которые допускаются на местах. Мы решили провести и уже начали подготовку пленума ЦК НДПА где собираемся обсудить этот вопрос. Я очень сожалею о том, что в ряды нашей партии проникли недостойные люди, но мы постараемся от них избавиться.
— Не менее сложная обстановка продолжает оставаться и в армии. Думаю, Вы согласитесь с нашей оценкой того, что на территории страны существуют два органа власти — правительственный и контрреволюционный.
К сожалению, именно контрреволюционный орган власти уделяет большее внимание Афганской армии. Проникновение вражеских пропагандистов в армию и распространение ложных слухов, шантаж и подкуп, при полном попустительстве правительственных и партийных органов, позволило мятежникам деморализовать не только ряд подразделений и частей, но даже и соединений. Отмечаются случаи измены, перехода на сторону мятежников, отказа от выполнения боевой задачи, массовое дезертирство.
У нас складывается впечатление, что правительство и Революционный совет боятся армии, не
