возвращение территорий, которые они считали своими, — Западного Берлина и Тайваня. У них были общие проблемы. Граждане ГДР бежали в Западный Берлин (пока в августе 1961 года не появилась стена), китайцы — в Гонконг, находившийся под британским управлением. Китай поставлял ГДР продовольствие.
Вальтеру Ульбрихту даже не надо было заходить слишком далеко в отношениях с Китаем, потому что китайская проблема и так не отпускала Хрущева. С каждым днем это становилось заметнее.
Ульбрихт пожелал получить свою часть выгоды от советско-китайского конфликта и в январе 1961 года послал в Пекин делегацию во главе с членом политбюро Германом Матерном. Делегация сделала остановку в Москве. Удивленным советским друзьям восточные немцы сказали, что тема переговоров — экономика. В действительности в Пекине говорили о том, как похожи проблемы Тайваня и Западного Берлина.
Китайский премьер Чжоу Эньлай в июне 1961 года сказал восточногерманскому послу: «Социалистический лагерь ведет борьбу на два фронта — один на Востоке, другой на Западе. Стратегический фронт — западный. Мы понимаем, какой тяжелый груз лежит на ГДР. Германия — это главная проблема. Мы поддерживаем вашу борьбу».
Хрущеву приходилось доказывать, что он более надежный партнер, чем Мао.
Запад поздно понял, что ситуация в социалистическом блоке меняется: дружба Москвы и Пекина оказалась недолговечной. Китай был недоволен слишком малыми объемами советской помощи, встревожен желанием Хрущева добиться разрядки напряженности. Мао желал полной экономической самостоятельности, чтобы обходиться без помощи иностранных государств. При этом легко балансировал на грани войны и мира, пытаясь втравить в военные действия и Советский Союз. Из всех великих держав Китай был самым слабым и уязвимым. Пекин умело эксплуатировал взаимный страх США и СССР.
На Женевской конференции 1954 года, где обсуждался вопрос о мирном урегулировании во Вьетнаме, государственный секретарь США Джон Фостер Даллес демонстративно отказался пожать руку главе китайского правительства Чжоу Эньлаю. Но КНР и США все-таки договорились, поскольку дипломатических отношений между ними не было, поддерживать контакты на территории третьих государств. За пятнадцать лет — с 1955 по 1971 год — американские и китайские дипломаты провели 136 встреч, в основном в Варшаве (с 1958 года).
Мао не устраивало такое невнимание.
После окончания Корейской войны артиллерия народно-освободительной армии Китая стала обстреливать прибрежные острова, занятые тайваньскими войсками. Острова не были нужны Мао. Но он устроил маленькую войну, держа весь мир в напряжении. При этом отдал приказ своим войскам ни в коем случае не стрелять в американцев.
15 марта 1955 года Джон Фостер Даллес объявил, что Соединенные Штаты готовы применить тактическое ядерное оружие в случае нападения коммунистических войск на Тайвань. На следующий день президент Дуайт Эйзенхауэр подтвердил слова своего госсекретаря. В Пекине все поняли. 23 апреля 1955 года Чжоу Эньлай на конференции в Бандунге заявил: «Китайский народ не намерен воевать с Соединенными Штатами. Китайское правительство желает сесть за стол переговоров с американским правительством, чтобы обсудить вопрос об ослаблении напряженности на Дальнем Востоке и особенно в районе Тайваня». Наследующей неделе Китай прекратил обстрел островов.
Но в 1958 году Мао Цзэдун вновь устроил войну из-за архипелагов Цзиньмыньдао и Мацзу. 23 августа вечером начался артиллерийский обстрел островов. Затем последовали авиационные налеты и атаки торпедных катеров. Китайским войскам было приказано избежать жертв среди американцев и не отвечать на огонь американских кораблей.
Конечно, эти демонстративно громкие акции носили внутриполитический характер. Мао подвергался критике за авантюризм в экономических решениях со стороны более прагматичных руководителей. Ему нужно было мобилизовать Китай в свою поддержку.
Президент Эйзенхауэр сравнил бомбардировку островов с гитлеровской оккупацией Рейнской области, с захватом Муссолини Эфиопии, с нападением Японии на Маньчжурию в 1930-х годах Государственный секретарь США Джон Фостер Даллес знал, как иметь дело с Мао. 4 сентября он заявил, что США защитят и Тайвань, и прибрежные острова. 7-й американский флот перебросил на острова тайваньские подкрепления, доставил артиллерию. Запахло войной. 5 сентября Чжоу Эньлай заявил, что Пекин желает возобновить переговоры с США.
В Пекин отправился министр иностранных дел Андрей Громыко. «Международная напряженность более выгодна нашим странам и менее выгодна империалистам, — сказал Мао Цзэдун советскому министру. — Наша цель — скорее смести империализм. В этом смысле я — милитарист. США могут пойти на авантюру, на развязывание войны против КНР. Но капитулировать мы не намерены. Если США нападут на Китай и применят даже ядерное оружие, китайская армия отступит в глубь страны, чтобы заманить противника в ловушку». Мао объяснил, что делать Москве: «Советский Союз не должен давать на начальной стадии войны военный отпор американцам основными своими силами. Лишь затем, когда американские армии окажутся в центральной части Китая, СССР должен их накрыть всеми своими средствами». И мило осведомился у Андрея Андреевича Громыко: «Когда война закончится, где мы построим столицу социалистического мира?»
Из его слов следовало, что в грядущей войне Москва неминуемо сгорит в ядерном пламени. Громыко испугался. Но остановить попытались не Китай, а Соединенные Штаты. 7 сентября 1958 года правительство СССР предупредило американского президента: нападение на КНР будет рассматриваться как нападение на Советский Союз, и в случае применения агрессором ядерного оружия он «немедленно получит должный ответ теми же средствами».
Мао Цзэдун тут же написал в Москву: «Я от имени всех товарищей — членов Коммунистической партии Китая — выражаю вам сердечную благодарность… Мы глубоко тронуты вашей безграничной верностью принципам».
На встрече в Пекине 2 октября 1959 года Хрущев мягко выговаривал китайцам: «Если уж вы стреляете, то следует брать эти острова. А если вы не считаете необходимым брать острова, то нечего и стрелять. Я не понимаю такой вашей политики. Честно говоря, я думал, что вы возьмете острова, и был огорчен, когда узнал, что вы их не взяли. Это, конечно, ваше дело, но я говорю об этом как союзник… Обстреливать острова, чтобы дразнить кошек, не стоит».
Мао Цзэдун не счел необходимым предупредить Москву о намеченной военной операции. Но при этом требовал солидарности от советского руководства, которое, как он считал, должно было автоматически приходить ему на помощь.
Хрущев оказался в тяжелейшем положении. Он разрывался между нежеланием развязать ядерную войну и страхом потерять важнейшего союзника. Хрущев оказался актером, играющим роль в пьесе, написанной другими авторами.
Известный американский историк и политолог Ричард Пайпс писал:
«Хрущев предпринял крупную дезинформационную акцию с целью убедить Соединенные Штаты, что в его распоряжении имеется большее количество ядерных боеприпасов, а также более совершенные средства доставки, чем было на самом деле. Эта дезинформация принесла Советскому Союзу больше вреда, чем пользы, поскольку ее организаторы не учли всех политических последствий.
Во-первых, она подтолкнула Соединенные Штаты к расширению своего арсенала ракетного оружия.
Во-вторых, она привела в замешательство и рассердила китайское правительство, которое явно не было посвящено в секрет этой операции и приняло советское хвастовство за чистую монету, истолковав этот 'факт' как нежелание России использовать якобы имеющееся превосходство над Соединенными Штатами, как трусость или как тайный сговор с американцами либо как то и другое, вместе взятое».
Хрущев пытался произвести впечатление на Мао, но не владел тем языком, который Мао воспринимал всерьез. Никита Сергеевич предложил Мао отправить китайских рабочих в Сибирь. Мао его отчитал: это во времена колониализма Китай рассматривали как резерв дешевой рабочей силы, китайцы считают такие предложения обидными…
Мао нужна была советская поддержка для противостояния Соединенным Штатам. И одновременно он приложил немалые силы для организации движения неприсоединения, которое, собственно говоря, было
