16
Ограничение скорости
Здесь полчаса езды. Я буду через десять минут.
— Вы едете слишком быстро!
Прошло три часа.
Сто километров мы ехали вдоль берега моря через Ньюпорт-Бич, Лагуна-Бич и Сан-Клементе, но потом на шоссе начались пробки. Поэтому после Оушенсайда мы свернули на «Калифорнию 78» и направились в сторону Эскондидо.
Билли не отреагировала на мое замечание, и я повторил:
— Вы едете слишком быстро!
— Да ладно! Всего лишь сто двадцать, — возмутилась она.
— Здесь ограничение: девяносто!
— Какая разница! Эта штука отлично работает! — она кивнула на установленный Мило антирадар.
Я хотел возразить, но на табло внезапно загорелась красная лампочка. В моторе что-то зловеще застучало, а вскоре он вообще отказал. Проехав несколько метров, машина резко затормозила, и я не преминул выплеснуть накопившуюся злость:
— С самого начала знал, что это бредовая идея! Мы в жизни не доберемся до Мексики: у нас нет ни денег, ни плана действий, а теперь еще и машина отказала!
— Да ладно, не кипятитесь! Может, удастся починить, — ответила Билли, открывая дверцу.
— Починить? Это «Бугатти», а не велосипед…
Но она без тени сомнения подняла капот и склонилась над мотором. Я тоже вышел на дорогу, причитая и осыпая ее упреками.
— Эти тачки нашпигованы электроникой. Малейшее повреждение, и нужен десяток инженеров только для того, чтобы найти неполадку. Я устал. Возвращаюсь в Малибу автостопом.
— Хотели увильнуть от поездки под предлогом того, что машина сломалась? Ничего не выйдет, — бросила она, захлопывая капот.
— Почему это?
— Я все починила.
— Вы издеваетесь?
Она повернула ключ зажигания, и мотор заурчал. Наша «ракета» снова была готова пуститься в путь.
— Пара пустяков: один из радиаторов системы охлаждения отказал, в результате четвертый турбокомпрессор автоматически выключился, и на табло загорелся аварийный сигнал центральной гидравлической системы.
Я не верил своим ушам:
— Да уж, действительно пара пустяков…
Когда мы тронулись, я не удержался от вопроса:
— Где вы этому научились?
— Неужели не догадываетесь?
Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы мысленно пролистать биографии персонажей и найти ответ:
— Ваши братья!
— Бинго! Вы сделали их автомеханиками, а мне передалось их увлечение машинами! — ответила она, нажимая на педаль газа.
— Вы едете слишком быстро!
— Опять эти нравоучения!
— А как же аварийный сигнал?
В ответ плутовка только показала язык.
Миновав Ранчо-Санта-Фе, мы стали искать поворот на Национальное шоссе № 15. Было тепло, нежный вечерний свет падал на деревья, на охристых холмах сгущались тени. До мексиканской границы оставалось совсем недалеко.
— Может, выключите эту дебильную музыку? У меня уже нет сил ее слушать, — сказал я, кивнув на радиоприемник.
— Какая изысканная речь! Чувствуется, что говорит писатель…
— Нет, мне правда интересно, почему вы слушаете такую фигню. Все эти ремиксы ремиксов, рэп с его идиотскими текстами, клонированные исполнительницы ритм-н-блюза…
— Прекратите! Такое ощущение, что я разговариваю с отцом.
— А это еще что за хрень?
Она закатила глаза:
— Хрень? Да это же «Блэк Айд Пиз»![28]
— Вы вообще не слушаете настоящую музыку?
— Что вы называете настоящей музыкой?
— Иоганн-Себастьян Бах, «Роллинг Стоунз», Майлз Дэвис, Боб Дилан…
— Запиши мне кассету, папуля! — огрызнулась Билли, выключая радио.
Целых три минуты она молчала — подвиг, достойный Книги рекордов Гиннесса. Потом спросила:
— Сколько вам лет?
— Тридцать шесть, — хмуро ответил я.
— Вы на десять лет старше меня.
— И что с того?
— Ничего.
Она принялась насвистывать.
— Милая моя, предупреждаю сразу, если вы собираетесь выдать пассаж о разнице поколений, оставьте эти соображения при себе.
— Обычно ко мне так обращается дедушка…
Я снова включил радио, пытаясь найти джазовую радиостанцию.
— По-моему, странно слушать музыку, написанную задолго до твоего рождения.
— Не напомните, сколько лет вашему любовнику?
— Сорок два, но он гораздо более продвинутый, чем вы.
— Ну-ну! А знаете, что по утрам в ванной он играет в Синатру? Стоит перед зеркалом и, представляя, что фен — это микрофон, напевает «Му Way».[29]
Билли бросила на меня удивленный взгляд.
— Да, у писателя есть некоторые преимущества: он знает абсолютно все о героях, даже их самые страшные тайны. Объясните, что вы нашли в этом типе?
Она пожала плечами:
— Я люблю его, это невозможно объяснить…
— Постарайтесь!
Тогда абсолютно искренне она проговорила:
— Когда мы впервые встретились взглядами, между нами вспыхнула искра, невыразимая животная
