Стихотворения

                           Вот пухлый шелкопряд,
рябой, как палый лист; вот крылья черной совки
с жемчужной ижицей на жилке узловой;
вот веер крохотный с бахромкой световой;
вот кроткий старичок, монашек в темной рясе
— и вот царевна их, невеста ветерка:
две ленты бархата на розовом атласе,
фламинговый пушок на кончике брюшка…

Спасибо, нежные!.. шли годы за годами,
вы таяли с теплом и вспыхивали вновь.
Неизъяснимую я чувствовал любовь,
мечтательно склонясь над вашими рядами
в стеклянных ящиках душистых и сухих,
как легкие листы больших, поблекших библий
с цветами блеклыми, заложенными в них…
Не знаю, мотыльки, быть может, вы погибли;
проникла плесень, моль, подъели червячки,
сломались крылышки, и лапки, и сяжки, —
иль руки грубые заветный шкап открыли
и хрустнуло стекло, — и вы превращены
в цветную горсточку благоуханной пыли…

Не знаю, нежные, — но из чужой страны
гляжу я в глубину тоскующего сада;
я помню вечера в начале листопада,
и дуб мой на лугу, и запах медовой,
и желтую луну над черными ветвями, —
и плачу, и лечу, и в сумерки я с вами
витаю и дышу под ласковой листвой.

<15 марта 1922>

IV. ДВИЖЕНЬЕ

48. В ПОЕЗДЕ{*}

Я выехал давно, и вечер неродной
        рдел над равниною нерусской,
и стихословили колеса подо мной,
        и я уснул на лавке узкой.

Мне снились дачные вокзалы, смех, весна,
        и, окруженный тряской бездной,
очнулся я, привстал, и ночь была душна,
        и замедлялся ямб железный.

По занавеске свет, как призрак, проходил.
        Внимая трепету и тренью
смолкающих колес, я раму опустил:
        пахнуло сыростью, сиренью.

Была передо мной вся молодость моя:
        плетень, рябина подле клена,
чернеющий навес, и мокрая скамья,
        и станционная икона.

И это длилось миг… Блестя, поплыли прочь
        скамья, кусты, фонарь смиренный.
Вот хлынула опять чудовищная ночь,
        и мчусь я, крошечный и пленный.

Дорога черная, без цели, без конца,
        толчки глухие, вздох и выдох,
и жалоба колес, как повесть беглеца
        о прежних тюрьмах и обидах.

4 июля 1921; Груневальд

49. ЭКСПРЕСС{*}

На сумрачном вокзале по ночам
торжественно и пусто, как в соборе, —
но вот, вдали вздохнуло словно море,
скользнула дрожь по двум стальным лучам,
бегущим вдаль, сходящимся во мраке, —
и щелкнули светящиеся знаки,
и в черной глубине рубин мигнул,
за ним — полоска янтарей, и гул
влетел в вокзал, могучий гул чугунный, —
из бездны бездн, из сердца ночи лунной,