распахнулась, и все бросились врассыпную. Жалкая заплаканная толстушка обреченно пошла «врать дальше».
Тем временем в декорациях разворачивалась своя трагикомедия. Явно перебравший с вечера режиссер швырнул себя на стул полупустым мешком, нашел точку равновесия и, сжав виски тяжелыми волосатыми кулаками, тупо смотрел на одетую, загримированную исполнительницу главной роли. Актриса изображала одинокие любовные муки, камера работала. Вдруг режиссер поднялся и нетвердо куда-то побрел. Через несколько минут он приплелся назад, вперил в происходившее перед ним яростно-безумный взгляд и рявкнул:
– Отставить крупный план! Девушка у нас лицом не богата. Снимайте его как приложение к бюсту. Вырез ей поглубже сделайте.
Актриса вмиг заголосила и убежала. Режиссер торжествующе захохотал. Народ принялся откачивать ее и нашептывать: «Да он пьян в стельку, ничего не всасывает, он тебя вообще за Янку принял». Яна, игравшая ее сестру, кружила рядом и чутко прислушивалась. Назревал очередной скандал.
– Игнат, я смотрю, у тебя тоже кураж, – тихо обратилась к партнеру по второплановости невысокая тоненькая актриса средних лет.
– Есть немного, завелся от смеха, – признался тот.
– А ведь нам с тобой выпал шанс. Давай не вытаскивать главных в главные, как обычно. Они сегодня трупы. Дернем одеяло на себя вместе. Зритель не поймет, так хоть профессионалы оценят.
И они блеснули.
– Спасибо всем, – прорычал очухавшийся немного режиссер. – Вечером переснимем. Черт с ним, с графиком и бюджетом. Хотят искусства – раскошелятся.
На выходе из павильона партнерша возмущенно бубнила на ухо Игнату:
– Гад. Получается, мы с тобой зря кувыркались. Они к вечеру взбодрятся и будут доказывать, что на них, гениальных, напрасно бочку катили. А мы уже не успеем восстановиться.
– Не успеем, – согласился Игнат. – Был такой фильм – «Федора». Видела? Нет? Не важно, он старый. Там в Голливуде режиссер снимал сцену бала с двумя звездами. И орал на массовку в том духе, что они с трудом заполучили два очень дорогих им лица. Поэтому если хоть одна рожа хоть на миг осмелится их заслонить… Я, когда смотрел, думал: «В каком смысле «дорогих»?»
– Да, мы такие наивные были. Устала я, Игнаша. Мне сейчас в театр на репетицию, вечером спектакль, ночью съемка. Пересъемка из-за всех этих козлов. А дома ребенок сутками один – соседка кормит. Не подбадривай, это я так.
Игнат ласково погладил ее по руке. И снова вспомнил извращенца со спущенными штанами над трупом любимой старухи. Ему вдруг стало любопытно: а Елена позволила бы студенту получить удовольствие и узнать свое нездоровое естество? Или, подобно Маше, натравила бы охранников в самом начале? И понял, что про Елену ему ничего точно не известно. А Маша права – останавливать надо резко, сразу. Иначе потом вообще не догонишь.
Тут ноги сами понесли Игната Смирнова к оправданной им Маше Шелковниковой. Пока несли до выхода, все актрисы с их одинаковыми проблемами казались в сравнении с жесткой решительной девушкой пресными. Даже отношения с Еленой Калистратовой представились вдруг какими-то затхлыми.
– На воздух хочу, – четко сказал актер.
– Все хотят вон из преисподней, – согласился кто-то, обгоняя.
«Да тут Небо, – мысленно возразил парень, – тут отвлечение от разрывающей на куски тоски по Елене. От новых обязательств перед Машей. Единственное место, где я лично свободен».
Тогда дисплей его мобильника и высветил имя богини. Она засмеяла бы Игната, навсегда покинула, увидев рядом с собственным номером – «Ленок». Но ее никогда не занимал его сотовый. Раздался неповторимый, кажется, уже забытый голос:
– Привет. Я не сомневаюсь в своем выборе. Но, женская слабость, мне интересно, кем оказалась избранница. Увидимся сегодня?
У Игната сдавило горло. Он словно рефлекторно пытался удержать в себе буквы, но против его желания, против всего на этом и на том свете из гортани выдавилось:
– Нет.
– Аврал на съемках, ясно. Нет так нет.
О, она умела с ним обращаться. «Нет так нет», и сердце начинает протискиваться в горло, и пот едко орошает виски. Но Игнат еще стоял возле студии, на границе воли. Он еще был актером Смирновым. И все ненужное сериалам вдохновение ударило в молодую влюбленную башку. Она сама позвонила (будто не существовало ее запрета на его звонки ей). Но поздно, он уже должен жениться на девушке, лишенной им чести. Знакомый сценарий. В каком они веке? Где камера, как встать?
– Так когда, мальчик? – В тоне повелительницы заскрежетал металл.
Слышала бы она вчера Машу, насылавшую позор и кошмар ментовок и психушек на голову сокурсника. И если бы только на голову.
– Завтра, родственная душа. Я позвоню и назначу время. – Игнат пребывал в образе гордого мужчины, осатаневшего от бессмысленной страсти.
– Я позвоню сама ближе к полудню. Ты не в себе. Опоминайся.
Игнат бесстыдно встряхнулся всем телом, как щенок, которому, когда ходит, одной лапы недостает, а когда сидит, одна лишняя. Пустота внутри не поколебалась. «Ничто – это все, но в виде элементарных частиц», – доходчиво объяснило ему сознание. Он истерически хихикнул.
– Игнат, ты в порядке? – хлопнула его по плечу неправдоподобно длинная рука некоей мужской фигуры.
Смирнов пустился бежать к метро. И поехал к Маше. На автопилоте.
Он даже не попытался целовать невесту. Только ответил на ее первый вопрос:
– Спасибо, есть не хочу. Играть не дают, зато кормят на убой. Можно поспать?
– Нужно, – резанула Маша, не попытавшись лизать его в ухо, отрывать пуговицы с рубашки или теребить ширинку.
– До свидания, – шепнул Игнат.
– Спокойного дня, – пожелала невеста без места, зато с надеждой на его обретение, раз уж мужик после работы – сразу домой.
Игнат пробудился ровно в три. Рядом посапывала голая Маша. Ноги, живот, грудь, рот… Подарок Елены, не знающий себе цены? Да. Слепок характера дарительницы? Пожалуй. Но в отличие от оригинала любит его. А он тоже вымотался: попробуй нелюбимым сниматься в дешевке. Потом каждый из них сам по себе отметил, что и мысли об анатомичке не возникло. Никаких мыслей по ходу не было. Через два часа Игнат просто сказал:
– Собирайся, идем подавать заявление. А то с этой неразберихой на съемках неизвестно, когда я вырвусь.
Так быстро и бесшумно Маша никогда не одевалась.
И Лиза еще не слышала от дочери такого восторженного ора, хотя той случалось побеждать. Да, Игнат Смирнов – это вам не золотая школьная медаль и не фамилия в списках поступивших в Медицинскую академию. Без связей и взяток, между прочим.
– Ясно. Поздравляю. Выезжаю. Если реветь не надо, то станцуем вместе от радости, – грустно сказала она. О том, что Игнат притащился вместе с ней, Маша сообщить запамятовала.
А обескураженная развитием событий писательница уже готовилась к неведомым боям. И первый, как водится с собой, приняла на автозаправочной станции при въезде в город. Там, выйдя из машины, Лиза увидела Эдуарда. «Череда совпадений все длится, – подумала колдунья-дилетантка. – У него отцовское чутье, его выносит на меня именно в тот момент, когда у дочери такие новости». Над тем, почему не на саму дочь выносит, а на мать, на бывшую жену, она вволю поразмышляла позже. И заклеймила себя словом «эгоцентристка». А тогда рванулась было к Шелковникову, растроганная, счастливая от благосклонности удачи. Но из его машины выбралась хорошенькая блондинка и защебетала что-то про беседку в китайском стиле.
– Ну, дорогая моя, почему именно в китайском? Ты вспомни свои растения, они же ни в коей мере не…
