-Да вот уже час будет, а может, полчаса.
-Эх, - сказал он, - значит, она уже ушла.
-Почему вы так думаете? – ответила женщина. – Вы её так скоро не ждите. Она подолгу на кладбище сидит, видно, к родному кому приходит.
-К матери, наверное, - подключилась ещё одна торговка к разговору, - так только к матери приходят.
Но Сашка больше не стал слушать разглагольствования женщин, а поспешил к могиле Женькиной матери.
Это была точно она - Женька. Сашка даже обрадовался. Значит, она вернулась. Он не хотел больше встречаться с ней, даже зарок дал, но ничего с собой сделать не мог: его как магнитом тянуло к этой девушке.
-Дурак, - ругал Сашка сам себя, - ты любишь эту девочку. Да любишь. Только боишься признаться. Трус. Да, трус. И что же? Имею ли я право портить ей жизнь? Кому нужен инвалид?
Как же сопротивлялся он самому себе! Не верил, вернее, не хотел верить в то, что это и есть та самая любовь, про которую он слышал… Но сердце Сашкино давно всё решило за него. Сердце, которое всегда так легко подчинялось ему, на этот раз подвело: оно любило. Любовь ворвалась в его жизнь, как смерч, как ураган. Сашка с трудом пересиливал самого себя, старался забыть, не думать о Женьке, не любить. Но у него ничего не получалось. Разве можно так просто забыть её, вырвать из сердца любовь к ней? Когда вот она, Женька, любимая и желанная, только протяни руку и…. Сашка даже зажмурился, заскрипел зубами и что есть силы ударил кулаком по своим культяшкам ног.
Они с Женькой были похожи. Сашка это знал. Он, инвалид, чтобы выжить, вынужден делать то, что было противно его собственному человеческому «Я»; и она, зеленоглазая красавица, его принцесса, торговала своим телом, чтобы тоже выжить в этом мире. Они - родственные души! Вот почему он не осуждал её, просто права не имел: он такой же, как и она.
Сашка увидел её, сидящую у могилы, и чуть не закричал от радости, переполнившей его до краёв. Но Женька разговаривала с матерью, никого и ничего не замечая вокруг. Она даже не слышала, как он подъехал на своем кресле и робко остановился рядом с ней. Она ничего не видела, не слышала и не чувствовала. Если бы она только поняла, какая борьба происходила в Сашкиной душе, увидела бы его слёзы, то просто пожалела бы. А он так не хотел, чтобы его жалели, вот и не тревожил её, стоял молча и слушал.
-Мама, - говорила она, - я люблю его и ничего с собой поделать не могу, но я постараюсь, постараюсь, я же сильная, - Женька долго сидела, слегка покачиваясь, потом, обхватив голову руками, прокричала: - Господи, дай мне силы забыть Сергея…
Имя Сергея эхом прокатилось по кладбищу и унеслось куда-то к верхушкам деревьев, вспугнув маленьких птичек, которые стайкой улетели подальше от опасного места. Его имя больно резануло по израненному Сашкиному сердцу.
-Ты же знал… ты чувствовал…так и должно быть… она предназначена ему…не тебе, - шептал он, не замечая своих слёз, катившихся по щекам.
Сашка тихонько отъехал, так и не заговорив с ней. Он просто не хотел смотреть Женьке в глаза, это было выше его сил, он боялся, что сломается перед ней, не выдержит. И тогда она, вероятнее всего, посмеётся над ним, над его чувством к ней, и не будет замечать его вообще. Нет! Лучше смерть, чем её презрение, или ещё хуже, отвращение, потому что жизнь без неё, без Женьки, для Сашки больше не имела смысла.
Он долго скрывался за тем же самым памятником, как в первый раз, и ждал, когда она уйдет. Женька наконец ушла, а не замеченный ею Сашка подъехал к могиле её матери и, положив цветы, быстро направился прочь…
Женька сама позвонила Маргарите. Та не ожидала и очень обрадовалась.
-Женечка, как я рада, наконец-то, - защебетала Маргарита. – Как отдохнула?
-Нормально, - буркнула Женька.
-Замечательно, просто замечательно, ты можешь…
Но Женька резко оборвала её:
-Да! Я готова выйти сегодня в «Орхидею».
Маргарита что-то ещё говорила, но Женька уже повесила трубку. Она сглотнула горький комок. Да. Она пойдет сегодня туда, пойдет, но это будет уже в последний раз. Афродите не место рядом с ней, Женькой, Афродита должна исчезнуть, навсегда, потому что так было решено на могиле матери. Всё равно теперь: терять в этой жизни больше нечего.
Женька задумчиво шла «на работу». Она не заметила, как наткнулась на Сашку. Тот, увидев её, отвернулся и поехал прочь.
-Сашка! – крикнула она. – Сашка!
Но инвалид как будто не слышал. Он очень торопился уехать от неё. Женька догнала его и, забежав вперед, остановила. Её глаза были полны слезами. Он снова отвернулся, чтобы не видеть их. Тогда Женька, присев на корточки, обняла его культи.
-Сашка, почему ты не хочешь со мной разговаривать? Почему убегаешь? – спросила она, заглядывая ему в глаза. – Ты осуждаешь меня? Да? Ты же знаешь, что я проститутка, знаешь. Всё правильно, я ничтожество. Ты просил меня не ходить туда, но я не смогла, Сашка. Прости.
Она встала и быстро пошла прочь, не оглядываясь. А Сашка будто окаменел, он не мог двинуться с места, так и сидел в своей коляске посреди тротуара, мешая прохожим, которые вынуждены были обходить его. Женька уходила всё дальше, а у него крик застрял в горле. «Что же это я, - думал он, - нужно остановить её, сказать, что я не осуждаю и ни за что не буду её осуждать, потому что люблю. Женя! Ты не виновата, девочка, не виновата. Я всё готов для тебя сделать, мы проживём, только не ходи туда больше. Я молиться на тебя буду, только не ходи, я прошу тебя». Но слова, готовые сорваться с его губ, так и остались невысказанными, а Женька уже была далеко.
Сашка, как будто что-то надумав, вцепился в колеса инвалидного кресла, резко рванул его и поехал вслед за ней. Но, конечно, не догнал, а она уже скрылась за дверями публичного дома. Тогда он со злостью тряханул кресло и разразился бранью, так что прохожие испуганно шарахнулись от него…
-Женечка, что случилось? – оскалив в улыбке зубы, спросила Маргарита дрожащим от еле сдерживаемого гнева голосом.
-Ничего, Маргарита Генриховна, ровным счётом ничего, - ответила Женька, - но сегодня я выхожу в последний раз.
-Но как же! – хозяйка развела руками. – Как же мы будем без Афродиты? Это же такой оригинальный проект, даже за границей по нашему методу стали работать.
У Маргариты действительно никак не укладывалось в голове, как могла эта девчонка пренебречь её, Маргаритиным, делом – делом всей её жизни. Да как она вообще смеет! Сколько сил ушло на создание этой империи! Нет, никому не позволено идти против. Маргарита зло усмехнулась и посмотрела на Женьку, но та, не заметив её взгляда, предложила:
-Афродитой может стать кто угодно. Какая разница, ведь там всё равно темно. Пусть теперь кто- нибудь другой попробует.
И Маргарита не выдержала, она, взвившись как змея, заверещала в истерике:
-Что?! Другая?! Как ты смеешь, девчонка! Да как у тебя язык повернулся! Ты не можешь, не имеешь права… - тут она вдруг посмотрела Женьке в глаза и, наткнувшись на твердый, полный ненависти взгляд девушки, осеклась. Маргарита нахмурилась: никто и никогда не смотрел на неё так, просто не имел права или боялся, а тут ещё:
-Я имею право, - сказала Женька с металлом в голосе, гордо вскинув голову, - вы не представляете себе даже, какое я право имею.
Она вышла из кабинета хозяйки. Маргарита не проронила ни звука, она долго глядела на закрытую дверь, потом медленно процедила:
-Ладно, девчонка, как хочешь. Ты у меня пойдёшь по большому кругу удовольствий. А там
