хватало ума не настаивать. Пока не настаивать.
А жизнь в Лондоне шла своим чередом.
Король все пребывал на континенте, королева ждала его, раньше времени превращаясь в сварливую старуху, болела и мечтала родить наследника. И стремясь доказать мужу и свекру свою преданность, рьяно выкорчевывала «ересь» в Англии: снова и снова пылали на кострах протестанты. Недаром англичане прозвали Марию Кровавой!
Король вернулся, правда не скоро и не один, он привез с собой любовницу! Но Мария проглотила и это унижение, ей был нужен сын! Кроме того, она чувствовала себя в Лондоне страшно одинокой, остальные правители-католики жили на континенте. Отношения с теткой-католичкой — вдовствующей королевой Шотландии Марией де Гиз, которая правила за свою юную еще дочь — тоже Марию Стюарт, пребывавшую пока в Париже, почему-то не складывались. Видимо, из-за Франции, Мария де Гиз, естественно, тянулась к Парижу и не слишком радовалась замужеству своей племянницы с наследником испанского престола. Ее собственная дочь, шестнадцатилетняя Мария Стюарт, готовилась выйти замуж за французского дофина болезненного Франциска. Такие браки не способствовали близкой дружбе двух королев соседних стран, хотя обе были католичками в протестантских странах.
Снова убедившись, что Мария не способна родить ему сына и к тому же серьезно больна, Филипп отбыл «по делам» обратно, а королева заболела окончательно. Протестантская Англия уже открыто распевала баллады, называвшие королевой Елизавету. От этого было и радостно, и страшно одновременно. Елизавета слишком хорошо помнила, что даже использование ее имени может привести в Тауэр, но не проникнуться благодарностью к людям, не испугавшимся даже костров, она не могла. Всегда Елизавета будет говорить «мой добрый народ» и твердить, что больше всего любит Англию и англичан.
Возможно, дело и закончилось бы для нее бедой, но королева Мария Тюдор все же умерла, так и не оставив наследника. Следующей, согласно завещаниям короля Генриха и самой Марии, была Елизавета. А по мнению католической Европы — та самая Мария Стюарт, что только что вышла замуж за наследника французского престола Франциска. Римская Европа не желала признавать законность рождения дочери у Анны Болейн и тем более ее права на престол! И дело, конечно, было не столько в ее родословной, сколько в ее вере. Католичку Марию на троне сменяла протестантка Елизавета.
Королева умерла! Да здравствует королева!
17 ноября 1558 года скончалась королева Англии Мария Тюдор, а через двенадцать часов после нее — самый ярый католик в Англии кардинал Поул. Больше серьезно противостоять молодой Елизавете было некому.
За три года и девять месяцев царствования королевы Марии на кострах было сожжено двести семьдесят восемь человек — в три раза больше, чем за целых сто предшествующих лет. И хотя это неизмеримо меньше, чем в той же Испании, англичане больше всего боялись, как бы новая королева не продолжила религиозную политику предыдущей. Недаром Марию прозвали Кровавой!
Но единства в Англии в вопросах веры не было, страна практически раскололась надвое. Чью сторону займет Елизавета — католиков или протестантов?
И тут молодая королева показала себя на удивление мудрым политиком. Она немедленно опубликовала обращение, в котором, выразив глубокое сожаление по поводу кончины своей сестры королевы Марии, приказала англичанам не предпринимать никаких шагов к переменам положения религии. Облегченно вздохнули обе стороны, каждая поняв это обращение в свою пользу. На редкость мудрый шаг, обеспечивший стабильность хотя бы для начала, а последующее было делом времени…
20 ноября она уже принимала клятву верности от своих министров.
Елизавета выслушала Уильяма Сесила, стоявшего перед ней, преклонив колено, и обратилась к нему:
— Я знаю вас как человека неподкупного, знаю, что вы будете верны нашему государству. Я знаю, что при всем вашем уважении ко мне вы будете давать мне советы, которые будете считать полезными, и если вы узнаете что-либо, что необходимо сообщить мне тайно, вы сделаете это, не предавая гласности, а я заверяю вас, что сохраню это в тайне.
Слышавший такие слова лорд Пемброк поразился разумности молодой королевы. Хорошо бы так во всем!
Уильям Сесил будет служить Англии и своей королеве до самой смерти еще сорок лет и все годы будет поступать именно так, хотя рядом со своевольной и не всегда последовательной Елизаветой ему придется весьма непросто. Причем служить не за богатство, а из любви к Англии, потому что денег получит от прижимистой королевы куда меньше, чем получил всего за четыре года правления ее брата — малолетнего Эдуарда.
Министры принесли клятву верности, были изданы первые обращения королевы, началось сорокапятилетнее весьма примечательное правление Елизаветы I Английской, названное позже золотым веком, за время которого Англия из третьеразрядной, разоренной внутренними распрями, невзгодами и войной страны превратилась в сильную державу, владычицу морей и владелицу колоний в Новом Свете. В этом немалая заслуга по-женски непредсказуемой, но разумной королевы-девственницы. И хотя министрам пришлось в пору ее правления нелегко, они всегда были уверены, что главная ценность для их королевы — ее любимая Англия, ради которой Елизавета готова пожертвовать всем.
…Утром 28 ноября 1558 года если кто и спал в районах Криплгейт и Барбикан, то непременно проснулся от шума и приветственных криков множества людей, вышедших на улицы, чтобы увидеть проезд новой королевы Англии Елизаветы. Окна, двери, стены, крыши были обильно украшены флагами, знаменами, гобеленами, просто яркими тканями, развевавшимися на ветру. Лондонцы приветствовали свою самую английскую королеву. Казалось, после полуиспанки Марии, приведшей в Англию множество испанцев, с воцарением Елизаветы наступит мир и покой.
Во главе процессии ехали лорд-мэр и герольдмейстер ордена Подвязки. За ними ярким пятном в камзолах из красной парчи гордо вышагивали лейб-гвардейцы, солнечные лучи, отражаясь от их позолоченных секир, разбрасывали во все стороны солнечные зайчики, усиливавшие ощущение праздника. Людские крики приветствий и восторга перекрывали звуки труб глашатаев, наряженных в малиновые с серебром костюмы.
Немилосердно вытягивая шеи, чтобы хоть что-то увидеть, лондонцы передавали друг другу сообщения:
— Вон лорд Пемброк несет государственный меч…
— А королева-то, королева где?
— Вон она!
— Едет!
— Господи, храни королеву!
— Боже, храни королеву Елизавету!
Сама Елизавета изо всех сил сдерживалась, чтобы ее сведенные от напряжения губы не перекосило и лицо от волнения не изуродовало. Горло перехватило таким спазмом, что трудно дышать. Сначала она не видела вообще ничего, перед глазами плыл туман, сквозь который прорывались обрывки фраз, отдельные звуки, непонятный шум. Но в какой-то момент королева все же перевела глаза на толпу у ног ее коня и вдруг в этой толпе разглядела восторженные глазенки рыжеволосой голубоглазой девочки. Встретившись с этим взглядом, Елизавета как-то сразу пришла в себя, в мир вернулись нормальные звуки, запахи, яркое солнце и восторг, буквально окутавший ее со всех сторон.
Мышцы лица отпустило, и королева широко улыбнулась ребенку, вызвав бурю эмоций окружающих. Красавица в пурпурном бархатном одеянии с распущенными по плечам рыжими волосами казалась англичанам спасением от всех бед последних лет, они готовы были на руках отнести новую королеву, правда пока только в… Тауэр, где ей полагалось дожидаться коронации.
Елизавета сама назначила коронацию на окончание рождественских праздников, справедливо полагая, что к этому времени народ будет уже весьма милостив ко всему. А до тех пор ей действительно полагалось жить в Тауэре.
За Елизаветой следовал Роберт Дадли, назначенный королевским конюшим, она пожелала видеть
