король тоже оставил с женой: наездник из него никакой, да и какая лошадь выдюжит восемнадцать пудов?
Две армии, выстроившись друг против друга, простояли так несколько минут, и стало ясно, что Кромбар и да Чантавар не собираются атаковать, надеясь выгадать время и дождаться, пока подошедшая подмога ударит в тыл королевского войска. Генерал Ланкар приказал трубить сигнал к атаке, и армия медленно двинулась вперед. Передвижение замедлили дварфы, распрягшие коней и вручную толкающие свои повозки, но не сильно.
Видя, что противник не желает атаковать, генерал приказал остановить передвижение основных сил, а лучникам баронессы Анкилорской выдвинуться вперед и обстрелять расположение врага. Одновременно сигнал начать стрельбу был отдан и Гаринаксу. С резкими щелчками разрядились баллисты, послав в неприятеля двадцать метровых стрел с коваными трехгранными наконечниками, и Тааркэйд увидел, как падают вражеские солдаты: щит и панцирь от катапульты не спасают, а некоторые стрелы, пронзая тела навылет, поразили больше одной цели.
Раздался зычный голос Гаринакса, командующего катапультами, заскрипели лебедки, каждую из которых вращали по четыре дварфа, подносящие побежали от повозок с новыми стрелами в руках. Второй залп оказался еще точнее первого, и левое крыло войска Совета заколебалось. Если Кромбар не дурак, он будет вынужден действовать. Отступать ли, атаковать ли – но действовать. Еще несколько залпов – и от боевого духа находящихся под обстрелом солдат ничего не останется.
В это же время лучники вышли на позиции, недосягаемые для стрелков врага, и первая туча стрел взмыла ввысь. Весь правый фланг вражеской армии покрылся щитами, словно поляна – грибами после дождя, однако и там появились первые убитые. А эльфы запустили в небо второй залп.
Да Чантавар, не мудрствуя лукаво, попытался двинуть против эльфов свою легкую пехоту, но пращники и лучники, не снабженные никакими приличными доспехами, понесли ужасающие потери: стрелки из Туманного Леса, пользуясь преимуществом дальнобойности своих длинных тугих луков, выпустили по ним три прицельных залпа еще до того, как те добежали на расстояние выстрела. И каждый залп забрал никак не меньше сотни жизней. Ополчение да Чантавара, изрядно поредев, побежало со всех ног обратно, так и не выпустив ни одной стрелы, не метнув ни одного дротика и не бросив камня.
Тогда Кромбар и да Чантавар, осознав, насколько сильно противник превосходит их по части стрельбы, двинули свои войска в наступление. Ничего другого им не оставалось.
Длинная фаланга побежала во всю прыть вперед, чтобы как можно быстрее сократить расстояние и избежать смертоносного обстрела. Кавалерию же Кромбар разделил на две части: одну направил против эльфийских стрелков, вторую – против дварфов, рассчитывая стремительной атакой обратить в бегство лучников и отбить боевые машины, таким образом поставив королевские войска под угрозу охвата с флангов.
– Вот и наш черед пришел, – сказал Тааркэйд, силясь унять предательскую дрожь, и надел шлем, – против нас отряд, превосходящий числом вдвое. Ждем, когда они сцепятся с Гаринаксом, и ударим по ним с фланга.
Ему было не по себе. Сроду не носивший других кавалерийских доспехов, кроме легких парадных, он начал понимать, что значит быть настоящим рыцарем, который, прежде чем пировать за одним столом с королем, должен в жестоких боях заслужить это право. И вот теперь ему придется сражаться против пусть не лучших рыцарей, но те, по крайней мере, воины битвы, а не парада и застолья.
Однако до боя дело так и не дошло. Гаринакс подпустил кавалерию противника почти вплотную и махнул рукой. Вначале выстрелили катапульты, затем арбалетчики послали смертоносные болты с расстояния, на котором они легко пробивают и щиты, и нагрудники, а при везении – и то и другое сразу. И этим единственным залпом захлебнулась атака врага. Всадники, сраженные насмерть, падали на землю или летели через головы наповал убитых лошадей. Весь передний край оказался просто сметенным, и перед задними рыцарями выросли кучи человеческих и лошадиных трупов. Кони без седоков с отчаянным ржанием носились не разбирая дороги, сея еще большую неразбериху.
И тогда дварфы перешли в контратаку, образовав стену из больших круглых щитов. Потерявшие не меньше ста человек, растерянные и сбитые с толку кавалеристы попытались опрокинуть боевые порядки Гаринакса, но взять дварфов нахрапом не получилось. Легко выдержав атаку вооруженных копьями рыцарей, они пошли в наступление, рубя тяжелыми секирами коней и всадников. Минуты две продолжалась отчаянная рубка, выявившая полнейшую неподготовленность рыцарей к бою с парнями из горных селений: и без того на голову ниже человека, дварф еще и просаживался слегка, закрывшись щитом. Всадникам приходилось сильно наклоняться в седле, чтобы достать врага мечом, в то время как те легко рубили либо ноги коням, либо склонившихся для удара рыцарей.
Кавалерия, потеряв еще несколько десятков воинов, по сигналу командира отошла, перестроилась, намереваясь атаковать клином и расколоть строй противника, но дварфы внезапно пригнулись, опустившись на одно колено, а за ними уже стояла длинная двойная шеренга арбалетчиков. Второй залп скосил не меньше полусотни рыцарей. И когда объединенный рыцарский отряд сэра Келстагта и Тааркэйда обогнул позиции Гаринакса, намереваясь окружить противника с фланга, оставшиеся в живых кавалеристы да Чантавара дружно бросились наутек.
– Так их, парни! – завопил Гаринакс, взмахнув окровавленной секирой. – Мы крепче камня, на нас кто хочешь зубы обломает! Мы наступаем! Вперед!
Тальдира задумчиво смотрела, как вращается на цепочке Сигиль Наследника, символ ее власти и высочайшего происхождения, но мысли были далеки от отполированного руками сотен княжичей и княжон затейливой руны из мифрила, вкрапленной в янтарь. То, к чему она фанатично готовилась чуть ли не с рождения, сознательно отказавшись от любых мелочей и радостей и полностью отстранившись от участия в жизни своего клана и своего народа, грядет. Битва против людишек, на которой можно будет дать выход своей ярости и боли, вот-вот начнется, но эта мысль не приносила радости. Что было бы, сложись все иначе?
Может быть, тучи сгущались бы и рассеивались по ее воле, и ветер послушно менял бы свое направление, повинуясь всего лишь одному жесту. Может быть, тяжелейшие раны затягивались бы еще до того, как Тальдира подходила бы к ложу больного, а недуги исчезали бесследно всего лишь от одной начертанной на теле руны. Может быть… Может быть… Может быть… Но нет. Не «может быть», а «могло бы быть, но не будет». Свой талант она, Тальдира, потратила впустую, всю жизнь готовясь к битве, в которой за ней шел бы весь солнечный народ, но которая уже не состоится. Знала бы княжна, что через триста лет после ее рождения придет клыкастое животное и само решит главную проблему высших эльфов, положив конец тысячелетней если не вражде, то хотя бы войне, – распорядилась бы своим величайшим даром мудрее, да только даже огромный магический талант не поможет видеть будущее на триста лет вперед. И теперь она – сильнейший боевой маг мира из ныне живущих и бесполезнейший из всех магов.
Тальдира на миг отвлеклась от своих дум, чтобы отметить атаку правофланговой кавалерии противника, захлебнувшуюся в потоке стрел с четырехгранными наконечниками, и вновь ушла в себя. Очень скоро наступит час ее величайшего триумфа, подготовке к которому была пожертвована вся жизнь без остатка, – и час позора. Солнечный народ, еще совсем недавно загнанный в угол и готовый сражаться до конца в последней битве ради лучшей жизни или окончания страданий, вкусил этой лучшей жизни без войны, словно подачку из рук клыкастой скотины, – и размяк. Согласившись на жизнь ценой в равенство со своими былыми слугами, высшие эльфы превратились из вымирающей расы гордых воинов в такой же скот, как и людишки. Чего же стоит такая жизнь?!
Тальдира тяжело вздохнула и призналась себе, что если бы сейчас она могла отменить условия мира и сам мир и, собрав вокруг себя в единый кулак весь солнечный народ, повести его в ту битву, которая была готова разразиться год назад, то не сделала бы этого. Не променяла бы то жалкое существование с надеждой на будущее, которое сейчас есть у ее народа, на девиз «Победа или смерть!». И за это княжна ненавидела вампира еще сильнее: Зерувиэль, Тень Забвения, сломал и ее дух тоже. Точнее, выбил из-под ног безысходность, из которой эльфы черпали последние остатки гордости и мужества.
Что произойдет, когда она расправится с проклятым ублюдком? Ничего, скорее всего. Безусловно, она приобретет уважение самых консервативно настроенных членов всех четырех кланов, и ее слово будет