там?
–?Так точно.
Снаряд взорвался рядом с рубкой, закричал раненый матрос. Капитан набивал трубку табаком и оставался невозмутимым. «Притворяется, сопляк», — подумал Юшин. В то же время он понимал: сторожевик приблизился на такое опасное расстояние, чтобы вести наиболее точный огонь, иначе высадка сорвется.
Командир бригады Юшин много чего пережил за свои сорок шесть лет. Еще в 1919 году получил тяжелую контузию, когда был простым матросом. Сколько лет шел он от матросской должности до нынешних золотых нашивок капитана первого ранга! И мечтать об этом не мог, командуя двенадцать лет подряд ротой береговой обороны.
Сейчас он достиг всего: высокой должности и звания, благополучия для семьи. Работал в безопасности и комфорте, вдали от передовой, в окружении преданных штабных помощников, подруг из числа телефонисток и медсестер. Понял, что на войне тоже можно жить неплохо и сытно. И вот его сунули под снаряды.
Нехорошее предчувствие не оставляло Юшина со вчерашнего дня. К чему командира бригады совать в каждую дыру? Разве мало подчиненных? Но приказ был жесткий — десант возглавляет лично комбриг. Оставили на базе комиссара: контролировать связисток и постовых да политдонесения сочинять.
На берегу активно шла высадка. Непрерывная стрельба, взрывы мин и гранат, разноцветные пулеметные трассы и дружный рев матросских глоток: «Полундра!»
Юшин приблизился к узкому окошку, частично прикрытому заслонкой. Он хотел лично видеть, что там творится. Снаряд раскололся о бронированный лоб командирской рубки немного выше окошка. Вспышка огненным языком ворвалась в бойницу, хлестнула в лицо командира бригады, а взрывная волна отшвырнула его, ломая кости.
Командир бригады умер мгновенно. По существу, он сумел лишь подготовить, погрузить десант и довести до места высадки. Юшин вместе с адъютантом, офицером связи и несколькими автоматчиками планировал высадиться на моторной шлюпке несколько позже.
Не успел. А может, не слишком торопился. Штурман, который, несмотря на контузию, не выпускал штурвал, смотрел на сгоревшее до костей лицо командира бригады. Ему повезло, что язык пламени хлестнул в стороне.
–?Отнесите командира бригады в лазарет, — приказал капитан. — Похороним на базе… если вырвемся.
В рубку вбежал адъютант Юшина, капитан-лейтенант в прорезиненной куртке, с автоматом в руке.
–?Где комбриг? — выкрикнул он.
–?Вы кого спрашиваете? — раскуривая трубку, осведомился командир корабля. — Если меня, то извольте обращаться по званию.
–?Товарищ капитан второго ранга, — начал было адъютант, но командир перебил его: — Тело погибшего командира бригады находится в лазарете.
–?Товарищ комбриг не оставил никаких указаний. Я хотел…
И снова капитан резко перебил его:
–?Что вы хотели? Всей толпой охранять тело? Мне некогда с вами заниматься. Вас двое офицеров и четверо автоматчиков. У вас тоже имеется автомат. Я дам вам шлюпку, высаживайтесь вон на том мысу. Правда, придется прыгать по грудь в воду.
–?Как же… — адъютант попытался что-то сказать еще, но капитан уже отдавал команды артиллеристам, а осиротевшую группу приближенных Юшина вели к шлюпке.
«Печора», избитая снарядами, уткнулась носом в обрыв. Корма затонула и прочно села на грунт, волны перекатывались через палубу, шевеля тела погибших десантников и моряков из команды десантного корабля. Уцелевшие моряки (капитан «Печоры» погиб) под командой боцмана заливали водой дымившиеся отсеки. Пожар в целом потушили, а в помещения, не затопленные водой, временно поместили раненых.
Тела погибших при высадке било прибоем о скалы, некоторые унесло течением в море. Пулеметчик крупнокалиберного ДШК ловил вспышки чужих выстрелов и продолжал вести огонь.
Первый батальон и отряд «Онега» уже захватили участок берега не менее километра в окружности. Высадка обошлась дорого. Моряков расстреливали в упор, забрасывали гранатами. Тела погибших сплошным слоем лежали на крутых обрывах. Время от времени какое-то из них скатывалось вниз, исчезая в клубящейся пене прибоя.
Санитары разыскивали раненых. Тех, кто лежал ближе к воде, относили на «Печору». Хирург, в заляпанном кровью халате, делал операции прямо в камбузе. Лежавших наверху несли в другой лазарет, размещенный в немецком блиндаже. Здесь работал второй хирург, и здесь же находилась Маша Воробьева.
–?Мой Славка не ранен? — спрашивала она у санитаров, приносивших очередного раненого или контуженого.
Слово «убит» она не могла даже произнести, такого не могло быть. Ведь Маша действительно была беременна, хотя две недели назад говорила об этом в шутку. Вот и накликала. Не вовремя она носила в себе будущего ребенка среди взрывов и пулеметных трасс. Теперь только беречь его и остается.
–?Жив твой Славка, — выгрузив очередного раненого, санитары неторопливо сворачивали самокрутки. — Он мелкий, в него трудно попасть.
–?Зато у тебя пузо шире задницы, — огрызнулась Маша. — Не промахнешься. Ступайте за ранеными, не хрена тут отсиживаться. Или всех уже принесли?
Три пары санитаров не успевали собирать раненых. Многие были без сознания. Плацдарм, занятый морской пехотой, был усеян телами погибших и тяжелораненых. Среди черных бушлатов виднелись серые шинели и куртки немецких солдат и егерей. Тела застыли в самых невероятных позах. Лежали в узких, продолбленных ходах сообщения, застыли на голых буграх среди замерзшего лишайника.
Расчет немецких артиллеристов раскидало вокруг исковерканной гаубицы. И сами тела были избиты, разорваны снарядом с «Тайфуна», как и горная гаубица 105-миллиметровка, с погнутым стволом и торчавшим, как сломанный палец, откатником.
Дот, сложенный из больших кирпичей и затесанных кусков базальта, стоял на возвышении, через амбразуры хорошо просматривались подходы. Корабельные снаряды не смогли одолеть метровую стену, лишь оставили несколько глубоких щербин.
Дот взорвали саперы, развалив часть сооружения. Металлическую дверь зарядом взрывчатки вмяло внутрь. Возле темного прохода лежали кучкой трое немецких пулеметчиков, исколотые штыками. Двое были перебинтованы, но моряки не пощадили и раненых. На покрытой лишайником поляне застыли не меньше двух десятков погибших краснофлотцев, в том числе из отряда «Онега».
Дот был хорошо замаскирован. Атакующие моряки, выбив немцев из первой линии окопов и укрытий, продолжая атаку, наткнулись на огонь сразу двух крупнокалиберных пулеметов.
Пули калибра 13-миллиметров наносят раны, после которых человек редко выживает. Кровь вытекает из рваных отверстий за считаные минуты, разрывные пули раскалывают черепа и отрывают кисти рук. На погибших парней, как правило, не старше девятнадцати лет, было жутко смотреть. Поэтому не щадили пленных.
Замедлять темп наступления было нельзя. Немцы могли прислать подмогу. Маркин показывал очередной рубеж Слободе, Парфенову и Фатееву. Продвижению на этом участке мешали два пулемета и батальонные минометы. Скалистый остров был удобным местом для обороны. Скалы, расщелины, нагромождения камней и поваленные огнем деревья создавали хорошие укрытия для гарнизона.
Мины летели одна за другой. В цель попадали не так часто, но если влетали в укрытие, то убивали наповал или калечили. Очередная мина, набирая высоту, звенела, как натянутая струна, замерла в наивысшей точке и со свистом понеслась вниз.
Взрыв и чей-то пронзительный крик.
–?Славка, глянь, что там, — приказал Маркин.
Пока Фатеев бежал выполнять поручение, неподалеку хлопнула еще одна мина. Видимо, услышав
