Дышать нечем, в глазах темно…
– Еще бы, – со злостью непонятно на кого огрызнулась Даша. – После шести мужиков не больно побегаешь.
«И правда ведь, – внезапно подумала Марина с ужасом, как бы впервые придя в себя и оценив случившееся за последние часы. – Нас ведь трахнули по шесть человек. Сначала Мишка с Бондо, а потом еще эти четверо».
На повороте с лестницы в коридор стояли два охранника в униформе, курили.
Увидев бегущих голых девушек и Трофимова сзади, один из парней весело заметил:
– А вот Мишка телок погнал. Ты их с работы гонишь или на работу?
– С работы, – отозвался Мишка спокойно. – Вон они заезженные какие.
– Ну, заезженная телка, полюби меня бесплатно, – засмеялся один из охранников, схватив Дашу за грудь, которую та пыталась прикрыть, и сжимая сосок. Второй уже протянул руку к Марине, и та беспомощно оглянулась на Мишку, невольно ища защиты, после чего Трофимов сказал:
– Нет, мужики. Бесплатно не бывает, тут вам не «субботник». Давайте, девочки, бегом марш.
В затянутом сукном кабинете девушки предстали перед Сергеем Валерьевичем.
Тот пристально оглядел их – вспотевших, задыхающихся, нетвердо стоящих на ногах. Оценил мутный блеск их хмельных глаз, их припухшие губки…
– Ну, как вам первый день работы? – поинтересовался он, улыбаясь. – Мишка, сколько клиентов они обслужили?
– Троих, – бойко отрапортовал негодяй Трофимов. – Все в порядке, все довольны.
– Четверых, – вдруг, словно очнувшись, произнесла Даша. – Там было четверо мужчин…
– Один был наш, – тут же вставил свое слово Мишка, недовольно зыркнув на осмелившуюся заговорить Дашу.
Сергей Валерьевич вытащил из кармана своего ярко-зеленого пиджака громадных размеров бумажник из натуральной кожи, приятно похрустывающий в руках, и вытащил оттуда три бумажки по десять долларов.
– Вот вам за первый день работы, – с радушной Улыбкой сказал он. – Поровну сами разделите. Ну, теперь идите одеваться. Завтра ждем к пятнадцати ноль-ноль, ваша смена. Миша ведь правильно сказал мне, что вы – студентки и можете работать только днем?
В соседней комнате, где была кучкой свалена одежда, девушки принялись одеваться. Сейчас, когда все закончилось, внутри осталось чувство опустошенности, усталость и обида, от которой хотелось плакать. Осталось тело, которое перестало быть твоим. Новое, незнакомое тело – разгоряченное вином и грубыми ласками незнакомцев, оскверненное, изломанное. Перспектива шагать сейчас по морозной темноте к троллейбусу…
Они натянули колготки, лифчики, свитера и юбки. После чего первой пришла в себя практичная Даша.
– Миша, – вдруг сказала она. – А почему ты сказал, что мы обслужили только троих? Мужчин ведь было четверо. Не считая вас с Бондо. Разве не так?
Вместо ответа Мишка приблизился к Даше вплотную и, не говоря ни слова, резко ударил ее в живот. Девушка охнула и согнулась пополам от боли, после чего Мишка нанес ей еще несколько ударов – в грудь и снова в живот.
– Ты еще разговаривать будешь, шалава, – прошипел он сквозь зубы. – Считаться захотела? Будешь у меня языком болтать, когда не спрашивают!
Четвертая часть того, что заработаете, – моя, – сказал Мишка, когда плачущая Даша разогнулась. – Это – моя доля. Я вас сюда привел. Вопросы есть?
А поскольку рыдающая от боли и обиды девушка ничего не ответила, ладонью хлестко ударил ее по лицу, отчего по всей комнате раздался звонкий шлепок пощечины.
– Я спрашиваю – вопросы есть? – угрожающе прорычал Мишка.
– Нет, – прошептала Даша, опустив глаза и облизывая разбитые губы. По ее щекам катились крупные слезы.
Марина, с ужасом наблюдавшая избиение подруги, дрожала всем телом.
– А ты что молчишь? – на всякий случай повернулся к ней Трофимов. – Что ты там застыла? Подними юбку, быстро. Спусти колготки. Иди сюда!
Двигаясь как автомат, ничего не соображая, Марина нагнулась и стащила с себя колготки до колен. Потом медленно, сминая ткань дрожащими руками, послушно задрала юбку. Заголившись так, она, путаясь ногами в колготках, приблизилась к Мишке.
Правой рукой он цепко взялся за низ ее живота – натруженный, болезненно ноющий и оттого ставший особенно возбудимым. Марина ахнула и обмякла на этой руке, слабо извиваясь и полузакрыв глаза.
– А ты согласна? – спросил Мишка.
Она не помнила, что ответила в ту минуту. Нет, совсем не помнила.
Постаралась забыть навсегда, потому что для самой себя Марина с тех пор именно эту сцену считала главной в истории своего падения.
Полученные в тот вечер тридцать долларов подруги разделили поровну, и Марина вдруг с изумлением обнаружила, что проблема лекарств для Артемки оказалась решена одним махом. По крайней мере на время.
