причин и обстоятельств краха группы армий «Центр» не смогло бы дать и тени доказательства того, что здесь сыграли хоть какую-нибудь роль «измена и саботаж». Напротив, было бы неопровержимо установлено, что имело место однозначное военное поражение.
Кстати, сохранившиеся материалы офицера, ведшего военный дневник в штабе оперативного руководства вермахта (дополненные его устными высказываниями), доказывают, что в последние годы войны ни один метр линии фронта не был сдан в результате какой-то измены.
Немало бывших солдат и после войны могли еще рассказать о так называемых случаях саботажа времен своей военной службы. Поскольку инциденты такого рода вряд ли могли быть расследованы прямо на месте, они давали повод для различных, порой противоречивых слухов: то якобы поезда с боеприпасами отправлялись по ложному маршруту, то разрушались линии связи, то преждевременно взрывались или же не взрывались совсем снаряды, рвались стволы орудий, порой поставлялось негодное оборудование, то запасные части «не давались» фронту или их засылали на те участки, где в них не так нуждались. Тем самым факт «саботажа» считался доказанным. В действительности же в большинстве случаев речь шла о повседневных недостатках и недоработках, которые при тогдашней пере-напряженности всех органов снабжения были, в сущности, неизбежны. Ведь в конце концов Гитлер вел войну против всего мира. Тут имели место небрежность, чрезмерная усталость, плохое питание; происходили воздушные налеты и технические аварии. Солдата-фронтовика не всегда можно было убедить в том, что так называемые акты саботажа можно преимущественно отнести за счет производственных недостатков или неосторожности. Органы по приемке оружия просто-напросто не всегда могли установить все эти недостатки.
Кроме того, войска не имели в общем и целом никакого представления о военно-технических взаимосвязях и о положении с материальными запасами, о перенапряжении транспортной сети Германии, о многочисленных блокированиях и завалах транспортных путей в результате массированных налетов вражеской авиации. А какие трудности приходилось преодолевать, когда перемещалось огромное число боевых соединений! Уже само по себе восстановление коммуникаций для снабжения боеприпасами и продовольствием, причем при огромном разнообразии типов оружия (их насчитывалось временами до 300), предъявляло огромные, порой до конца непреодолимые трудности.
Типичный пример «саботажного» психоза имел место в 1943 году. Генерал-квартирмейстер сухопутных войск позвонил одному сотруднику начальника вооружений и сообщил ему, что ящики с ручными гранатами частично доставляются на фронт без взрывателей. Не саботаж ли это? Основательное расследование показало, что взрыватели вынимали из ящиков для своих целей саперы. Чем напряженнее становилось положение с подвозом и обеспечением на фронте, тем чаще отдельные войсковые части старались удовлетворить прежде всего собственные потребности. Поэтому неоднократно случалось, что какая-либо часть самовольно «организовывала» необходимое за счет другой, и до тех пор, пока не становились ясны все обстоятельства, это тоже считалось «саботажем».
Бывший начальник планового управления имперского министерства вооружений и военного производства констатировал, что, несмотря на занятость 30 млн немецких и 7 млн иностранных рабочих (по состоянию на 1944 год), выпуск текущей продукции ни в один из периодов не испытывал каких-либо серьезных нарушений из-за саботажа или пассивного сопротивления. Это, вне всякого сомнения, удивительно, однако находит свое объяснение в первую очередь в невероятно жесткой системе контроля, в строгом надзоре и грозящих суровых наказаниях. Аналогичное подтверждает и бывший начальник одного технического ведомства: он подчеркивает, что в 2000 письменно зафиксированных пунктов донесений на 138 совещаниях у Гитлера по вопросам военного производства ни разу не обсуждались какие-либо доказанные случаи саботажа в военной промышленности. Один сотрудник бывшего отдела Абвер-заграница справедливо указывает, что имевшие место и в Германии акты военного саботажа были весьма «неэффективными», да и вообще предпринимавшиеся во время войны обеими сторонами подобные акты давали весьма скромный результат.
Целая легенда выросла вокруг оставления в резерве двух танковых дивизий в июле 1944 года, после высадки союзников во Франции. Генерал-фельдмаршал Роммель, с его дурной славой человека, осуществлявшего «саботаж в рядах командования», якобы из внутриполитических соображений (связанных с заговором 20 июля 1944 года) в критические недели июня — июля специально держал их в резерве, для того чтобы двинуть на Берлин. Не будем говорить о том, что даже эти силы не смогли бы ничего изменить в безнадежном военном положении Германии, но и на основании записей в военном дневнике штаба оперативного руководства вермахта бесспорно доказано, что Гитлер, полностью в духе своей «системы командования», оставил лично за собой право распоряжаться указанными двумя дивизиями, чтобы парировать предполагавшуюся вторую крупную высадку войск союзников в районе Кале; он сам и отдал позже приказ об их использовании.
Ныне, когда мы располагаем широкой, в значительной мере надежной базой источников по истории Второй мировой войны, которые позволяют нам вынести свое суждение, такие реликты легенд должны быть со всей решительностью разрушены. Конечно, никто не станет оспаривать, что в 1939–1945 годах измена (в том числе государственная) и сознательный саботаж, как и в каждой войне, имели место. Но в рамках общего хода событий они по своему воздействию на катастрофу 1945 года значения не имели. Гораздо вернее звучит то, что писал хорошо осведомленный Отто Дитрих: именно недостаток у Гитлера самокритики и его тенденция постоянно приписывать вину другим вели к почти регулярным утверждениям об «измене и саботаже», особенно тогда, когда ему что-нибудь не удавалось. «К концу драмы, по мере того как его поражения и ошибочные решения громоздились одно на другое, это доходило до буйства против всех и вся. Причину всех поражений и неправильных решений Гитлер видел в том, что во многом являлось следствием его собственной несостоятельности, его преувеличений и необузданности, наносимых им другим обид и несправедливости».
Если же «измена» вообще повлияла на масштаб германского краха 1945 года, то это была измена самого же Гитлера. 1 сентября 1939 года он провозгласил в рейхстаге: «[…] Совершенно неважно, будем ли живы мы, но необходимо, чтобы жил народ, жила Германия». Почти шесть лет спустя, после того как он увидел, что эту войну Германии не выиграть, тот же самый человек приказал разрушить в рейхе все транспортные пути, сооружения связи, промышленности и снабжения, уничтожить все реальные ценности, ибо нечего обращать внимание на те жизненные основы, которые нужны народу для продолжения его примитивного существования.
Что же касается ходивших в конце войны слухов о многочисленных видах «секретного оружия», при помощи которого национал-социалисты надеялись в самую последнюю минуту добиться поворота в ходе войны и которое должно было послужить самым крайним средством борьбы, то сегодня мы знаем, что это такое. Вне всякого сомнения, можно поражаться тому, какие новые виды оружия и различных устройств сконструировали германские техники и инженеры за годы войны, будь то для ведения войны на море (шноркель, подводные лодки типа «Вальтер», «Цаун-кёниг» и т. п.), в воздухе (реактивные самолеты, снаряды и ракеты «фау») или на суше (например, «угловая винтовка», крылатые «панцерфаусты»). Но столь же не соответствует истине, сколь и опасно утверждение, которым один публицист заканчивает свое исследование о германском оружии вообще и секретном оружии в частности во Второй мировой войне: будто промедление «всего на несколько недель, на считаные дни» в его изготовлении спасло союзников и приблизило их к осуществлению своих военных целей. Но ведь всего этого оружия, вместе взятого, было далеко не достаточно для достижения решающего поворота в ходе войны, то есть по своей боеспособности и ударной силе оно не могло заменить сотню и даже больше полностью вооруженных и оснащенных подвижных дивизий.
Работы по созданию овеянного сагами германского атомного оружия тоже еще отнюдь не «близились» к своему завершению. Правда, германские ученые, в том числе Ган, фон Вайцзеккер и Гейзенберг, как сегодня установлено, работали над созданием атомного реактора (а не бомбы). Но в 1942 году на совещании с участием Геринга они были вынуждены признать, что никаких видов на создание такого оружия в течение ближайших двух лет («а к тому времени война так и так закончится») в нынешних условиях уже нет. Основные попытки были поэтому прекращены, чтобы не расходовать ради ненадежного эксперимента силы многочисленных инженеров и техников, а также сырье и производственные мощности. Когда же оказалась разбомбленной норвежская гидроэлектростанция, производившая необходимую для расщепления атома тяжелую воду, пришлось отказаться и от проводившихся в ограниченном объеме экспериментов. А сопровождавшееся с лета 1944 года большой пропагандистской шумихой применение
