складывается совершенно иное впечатление. В первом выпуске «Сообщений для войск» (имеется в виду периодическое издание ОКВ и его отдела пропаганды, предназначенное для распространения во всех ротах), вышедшем в свет после нападения на Советский Союз, солдаты получили следующую информацию о смысле этой войны: «Речь идет о том, чтобы ликвидировать красное недочеловечество, воплощенное в московских властителях. Германский народ стоит перед величайшей задачей своей истории. Весь мир увидит, что эта задача будет решена окончательно» [66]. В этих нескольких фразах заключено все, что в духе нацистской пропаганды должно было быть доведено до каждого отдельного солдата: антибольшевизм, крайний расизм и план уничтожения.
Если попытаться составить себе общее представление о выпусках «Сообщений для войск», вышедших во время германо-советской войны [67], то бросаются в глаза следующие тенденции: антибольшевистская пропаганда вездесуща, равно как и антисемитизм. Солдатам совершенно открыто разъяснялось, что эта война является «борьбой расового характера», чтобы «сделать Европу свободной от евреев» [68]. Она ведется против «большевистско-еврейской системы Сталина», а не против «народов Советского Союза» [69]. Напротив, расистская пропаганда против народов на Востоке, по крайней мере с 1942 года, велась не открыто, а в подспудной форме. Так, армейские пропагандисты уже однажды объяснили солдатам, что они являются представителями «народа-господина» [70]. Но одновременно они старались несколько смягчить понятие «человека-господина», отождествляя его с образцовым выполнением долга [71].
Главным образом соображения военной целесообразности [72] заставили армейских пропагандистов, начиная с весны 1942 года, более сдержанно обращаться с такими понятиями, как «человек-господин» и «недочеловек». Когда наступление на фронте было остановлено и эйфория победы более не могла затушевать проблем, связанных с завоеванием, оккупацией и эксплуатацией, на первый план неизбежно вышел вопрос, не следует ли все же в той или иной форме сотрудничать с народами Советского Союза.
Никто более неприкрыто не описал противоречивую ситуацию, чем немецкий генерал-лейтенант Ханс Лейка-уф, отвечавший за военную промышленность на Украине [73]. В декабре 1941 года он писал своему вышестоящему начальнику в ОКВ: «Следует ясно себе представлять, что на Украине в конечном счете только украинцы своим трудом могут создавать материальные ценности. Если мы перестреляем евреев, дадим погибнуть военнопленным, предоставим значительной части населения крупных городов умереть с голоду, а в будущем году потеряем от голодной смерти еще часть сельского населения, остается открытым вопрос: кто же, собственно, должен создавать материальные ценности? Нет сомнения, что с учетом нехватки рабочей силы в германском рейхе ни сейчас, ни в обозримом будущем в нашем распоряжении не будет достаточного количества немцев. Но если работать должны украинцы, то необходимо сохранять их в хорошей физической форме, причем не из сантиментов, а из вполне трезвого экономического расчета».
Месяц спустя подобные мысли изложил на бумаге командующий группой армий «Юг» фон Рейхенау: «Высказывания и меры высших уполномоченных рейха создают к тому же впечатление, что Украине отводится лишь место региона колониальной эксплуатации, что жизнь местного населения не должна приниматься во внимание и что голодная смерть и уничтожение миллионов украинцев для германских завоевателей не играют никакой роли… Тот факт, что более не приходится рассчитывать на быструю победу на Востоке, как и во всей войне в целом, вынуждает нас к пересмотру нашей нынешней позиции» [74].
В этом-то и заключалась подоплека переноса акцентов в пропаганде: «Здесь образовалась коалиция с теми силами в министерстве Розенберга по делам восточных территорий и в гражданской администрации, которые стремятся к сотрудничеству по крайней мере с теми группами населения, которые, в отличие от русских, могут расцениваться как расово более ценные вспомогательные народы и которые могли бы в рамках расово-политической дезинтеграцион-ной политики помочь окончательно овладеть многонациональным государством СССР» [75].
У армейских пропагандистов был еще один мотив, чтобы в дальнейшем ходе войны дистанцироваться от унизительной антиславянской пропаганды. Они знали, что Красная Армия еще в 1941 году использовала нацистскую расовую пропаганду, чтобы настроить своих солдат против немцев. В пропагандистской брошюре под названием «Гитлер — злейший враг славян», выпущенной Главным политическим управлением Красной Армии, красноармейцы могли прочитать послание «Всеславянского собрания», заседавшего в Москве в августе 1941 года, в котором между прочим говорилось: «Кровожадный гитлеризм приступил к массовому истреблению и порабощению славян» [76]. За всеми злодеяниями немцев стоит «идея германской расы, господствующей над низшей славянской расой, которая является отбросами и должна быть устранена, так как она только преграждает путь развития немцев» [77].
Этот опыт и критерии военной целесообразности вошли в «Директиву по ведению активной пропаганды в Красной Армии» [78], выпущенной 1 сентября 1942 года отделом армейской пропаганды в ОКВ. В ней говорилось: «Советский солдат должен быть с помощью пропаганды привлечен на нашу сторону. Следует избегать всего, что может оттолкнуть его и тем самым облегчить работу вражеской пропаганде… Германский вермахт и его союзники воюют не против народов Советского Союза, а против еврейско-большевистской системы эксплуатации и террора». Как видно из этого, подобная пропаганда была, таким образом, направлена на то, чтобы вогнать клин между советским руководством и народами Советского Союза.
Затем, в начале 1943 года, новая линия возобладала и в «главной» пропаганде. Геббельс теперь выпустил предписание «Об обращении с европейскими народами», в котором запретил пропагандистам «прямо или косвенно унижать представителей восточных народов и оскорблять их чувство собственного достоинства»: «Нельзя квалифицировать этих людей — представителей восточных народов, которые надеются на свое освобождение с нашей помощью, как бестий, варваров и т. п., и после этого ожидать, что они будут заинтересованы в победе Германии» [79]. Как отметил генерал-губернатор Польши Ганс Франк, это была «прямо-таки декларация радикального поворота», ведь она показала, что с «нынешней системой истребления, эксплуатации и дискриминации должно быть покончено» [80].
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Задача данного исследования состояла в том, чтобы выяснить, в каком объеме, каких формах и с какой интенсивностью нацистская пропаганда распространяла расистские идеи во время германо- советской войны. При этом следовало провести различие между «главной» пропагандой, которая велась Гитлером, Геббельсом, Розенбергом, Гиммлером и другими видными представителями верхушки нацистского режима, и той пропагандой, которая специально предназначалась для потребностей вооруженных сил в России, т. е. для вермахта и СС.
По воле политического и военного руководства Германии эта война изначально рассматривалась не как военный конфликт традиционного образца, ведущийся по правилам международного военного права и согласно традициям «рыцарской борьбы», а как расово-идеологическая война на уничтожение, в которой эта принятая система правил теряла силу. С учетом этого понимания следовало изучить вопрос, какие пути использовались режимом, чтобы внушить германским военнослужащим, что на Востоке, помимо обычных военных действий, они должны вести расистски мотивированную войну на уничтожение евреев и славян.
Процитированное в начале статьи высказывание эсэсовца фон дем Бах-Целевского о том, что расистский тезис о неполноценности евреев и славян проповедовался годами и десятилетиями, получил широкое подтверждение. Подобные «проповеди» осуществлялись в форме внутреннего идеологического обучения и «армейско-духовной опеки», а также в форме многих публичных выступлений видных представителей верхушки режима. Кто хотел, мог слушать, — а кто не хотел, слышал все равно.
Солдаты вермахта и эсэсовцы взращивались в таком идеологическом климате, в котором антисемитизм занимал свое прочное место. Разумеется, существовали различия, каким образом это
