германской империи путем присоединения Австрии и Судетов и была вполне готова помочь в присоединении Данцига.
Оба государства хотели не войны, а партнерства и сотрудничества между собой. Однако на условия партнерства и формы сотрудничества у каждого из них были свои собственные взгляды, которые оказались затем непримиримыми. И каждый думал, что он сможет навязать другому свои представления. До последнего момента обе стороны не верили, что из-за этого может начаться война, причем война настоящая, война не на жизнь, а на смерть. Обе стороны хотели обмануть друг друга: каждый надеялся, что другой наконец уступит. После объявления войны прошло более полугода, пока блеф стал горькой реальностью.
Гитлер хотел и требовал от Англии лишь «свободы рук на Востоке». Он полагал, что три великих партнера — Германия, Англия и Италия — не должны вмешиваться в имперские сферы друг друга, но пользоваться так называемым правом полной доверенности. Возможно, что он искренне верил в это и был готов безоговорочно одобрить все, что предпринимала Англия в Индии или Палестине, если бы Англия заняла по отношению к нему такую же позицию в Восточной Европе и Советском Союзе. Но здесь он трижды просчитался.
Первый просчет состоял в том, что, правда, не немецкая, но итальянская «сфера» в значительной степени пересекалась с английской, что ярко показал абиссинский кризис 1935–1936 годов. Встав в этом кризисе на сторону Италии и провозгласив «ось Берлин — Рим», Германия сама ухудшила отношения с Англией.
Еще более серьезным был второй просчет Гитлера: он недоучел того, что Британская империя существовала уже давно и в ней даже начался процесс распада, в то время как Германия и Италия еще только собирались путем завоеваний стать империями. Едва ли есть в политике более глубокое противоречие, чем между сытостью и аппетитом, между защитником статус-кво и агрессором. Со стороны Гитлера было наивно ожидать, чтобы Англия заплатила высокую цену за готовность Германии не оспаривать того, что она уже имела. Она была готова на небольшое вознаграждение. За соглашение о соотношении флотов от 1935 года, по которому Гитлер отказывался от новой гонки вооружений на море, Англия проявляла терпение и даже оказывала скрытую помощь в освобождении Германии от военных ограничений Версальского договора, в новом вооружении Германии на суше и в воздухе и в ремилитаризации Рейнской области. Англия считала, что тем самым она достаточно компенсировала отказ Гитлера от проведения обновленной «мировой политики» Вильгельма. Если же Гитлер хотел большего, а именно безмолвного потакания или даже содействия Англии в осуществлении его планов территориальных захватов в Восточной Европе, он должен был за это заплатить больше, по крайней мере предоставить Англии право на участие в решении этих вопросов.
Третий просчет в концепции Гитлера состоял в недооценке того факта, что Англия, в силу своего географического положения, была не только заокеанской империей, но и европейской державой, интересы которой непосредственно затрагивались при любом изменении соотношения сил в Европе и которая никогда не могла с целью обеспечения своих внешнеполитических интересов и безопасности отказаться от права участия в урегулировании европейских дел. Особенно это касалось положения, когда намеченные изменения, как это со всей очевидностью предусматривали планы Гитлера, направлялись на то, чтобы превратить Германию в господствующую державу континента и тем самым потрясти до основания «европейское равновесие», которое для Англии всегда было идеалом.
Гитлер в своей второй, неопубликованной, книге указывал, что «европейское равновесие» не является для Англии непреложной догмой, что Англия уже однажды смирилась с господствующим положением других держав на континенте и даже сотрудничала с ними как партнер до тех пор, пока ее не потянуло за океан. Но и в этом случае как минимум должны были существовать доверительные отношения с этой континентальной державой: Англия никогда и никому не давала на континенте «свободу рук», тем более она не могла этого разрешить стране, в которой господствовала необузданная диктатура Гитлера.
И все же нельзя утверждать, что намерение Гитлера избежать войны с Англией и путем отказа от колониальной и морской политики Вильгельма II завоевать «благосклонность» последней не нашло отклика в Англии. Единственным английским политиком, который с самого начала увидел в гитлеровской Германии смертельную опасность, которой необходимо противостоять всеми средствами, был Уинстон Черчилль. Однако в Англии тридцатых годов его голос не был услышан, и своим «подстрекательством к войне» Черчилль скомпрометировал себя. Англия не хотела еще одной войны с Германией, она была более чем сыта Первой мировой войной.
Влиятельные политики из среды правящих консерваторов Англии знали, что новая большая война, закончись она даже победой, разорит английскую экономику, и делали соответствующие выводы. Если уже через пятнадцать лет после своего поражения в Первой мировой войне Германская империя вновь стала мощным и даже опасным соперником, то это свидетельствовало о том, что версальский порядок, который должен был обеспечить д лительное ослабление Германии, уже нельзя сохранить. Поэтому надо было его пересмотреть, по возможности выполнить в той или иной мере обоснованные требования Германии и создать определенные доверительные отношения с ней, а если это будет возможно — сделать Германию другом.
У Невилла Чемберлена, который в мае 1937 года возглавил английское правительство, был для этого ясный план: Германия должна быть умиротворена. После провала политики «умиротворения» Чемберлена часто изображали наивным, доверчивым мечтателем. Но он не был таковым. Чемберлен был хладнокровным и расчетливым политиком, и у него, как и у Гитлера, была своя хорошо продуманная внешнеполитическая концепция. «Умиротворение» («Appeasement») было в его глазах не простой вечной бесхребетной уступкой. Дословный перевод этого понятия означает «умиротворение», однако в нем есть что-то и от «укрощения, обуздания». Соска, которую суют в рот кричащему ребенку, по-английски тоже называется «Appeaser» — «успокоитель». Чемберлен считал, что он нашел соску для Гитлера [3].
Чего же хотел Гитлер, по мнению англичан? Конечно, не реванша за поражение Германии на Западе; разве только, если верить всему, что написано в «Майн кампф», компенсации за проигранную Германией победу на Востоке. Но прежде всего — создать Великую германскую империю, границы которой включали бы «всех до единого немца», то есть практически присоединения Австрии, Судетов и Данцига. Чемберлен был готов согласиться с этим. Более того, он был готов активно помочь Гитлеру в достижении этих целей, не прибегая к войне.
Чемберлен ожидал от своей политики тройного результата: по меньшей мере временного насыщения Германии; «антанту» с Германией, которая одновременно давала бы Англии право определенного контроля будущих планов Германии, и ясного, всестороннего признания принципа суверенитета национальных государств как основы для мира в Европе. Тот факт, что аншлюс нанес бы многим странам ущерб, Чемберлен воспринимал совершенно спокойно. Его не тревожил и тот факт, что он сделал бы Германскую империю еще более могущественной, чем она была. Германия и без того стала в то время вновь самой сильной континентальной державой в Западной Европе. Чемберлен считал, что лучше сытая, удовлетворенная и сильная Германия, чем голодная и неудовлетворенная.
Политика Чемберлена была в основе своей, как любая английская политика, политикой равновесия сил. Теперь главными центрами тяжести на чашах весов в Европе были для него не Франция и искусственно ослабленная Германия, как это было в условиях Версальского мира, а вновь окрепшая Германия и Россия. Основой «умиротворительных» расчетов были антибольшевизм Гитлера и его открыто провозглашенные планы завоеваний на Востоке. Они, как рассчитывал Чемберлен, делали невозможными совместные действия Германии и России. И пока оба континентальных гиганта держали друг друга в страхе, Англия вместе с тащившейся в фарватере ее политики Францией могла, как повелось издавна, играть решающую роль. Кроме того, между Германией и Россией по-прежнему существовал старый «санитарный кордон» — прибалтийские государства, Польша, Румыния и т. д. Этот кордон мог предупредить или по крайней мере осложнить прямое военное столкновение между Германией и Советским Союзом.
Хотел ли Чемберлен такого столкновения? Хотел ли он «отвлечь Гитлера на Восток» и натравить его на Россию? Русские подозревали это тогда. Допустим, что мысль о войне между Германией и Россией не была чужда для Англии Чемберлена. Сначала война неизбежно связала бы обе воюющие стороны и ослабила бы их; Англия — вместе с Францией — после некоторого выжидания, вооружившись, могла бы
