– Мудрено говоришь, Егорша. Совсем непонятно. Иго какое-то… его на лошадей надевают, а при чем тут лошадь? – старший почесал бороду. – Татары нам всем зело знакомы, а монголы… о таких никто и слыхом не слыхивал. Что за люди-то?
– Да так, – скрыв удивление, ответил Вожников. – Красивая застежка! Купили где-нибудь?
– Говорю ж, Никитка Коваль, рядович мой, на свадьбу сделал.
Вернув фибулу, Егор опустил глаза: ну, неужели…
Молодой человек, сжав секиру, машинально дернулся было к лесу – прочь, прочь!
– Дров собрался порубить, паря?
– Да не, просто смотрю – не затупилась ли?
– Не об кого еще твоему топору затупиться-то! – враз захохотали Борисовичи, а вслед за ними и Антип.
– Ну, хочешь, так поточи, а мы спать будем. Ты уж – вместо сторожи ночной. Потом Антип сменит.
Егор кивнул:
– Пусть так.
Все улеглись, положив в костер сушину, тут же и захрапели, лишь Вожников остался сидеть на лапнике, вглядываясь в выдавленные по кромке лезвия топора маленькие вытянутые буквы. Именно вытянутые, не строгие – это все для скорости письма, и такой вот, уже отошедший от прежней строгой графики, шрифт именуется поздним уставом и относится… относится… относится… Эх, черт, еще вспомнить бы! Интересовался ведь, запоминал – у Старой Ладоги на слете Дирмунд Кривой Нож учил, «ранятник», викинг-норманн, в миру – Дмитрий Анатольевич Синевых, кандидат исторических наук, археолог, человек, прошлым всерьез занимающийся, профессионально, а не как Егор – от случая к случаю. Хотя вот тогда и Вожников заинтересовался, любил знающих людей послушать, вот и запомнил: самый ранний шрифт – строгий, прямой – устав, замучаешься его выписывать, а этот вот, вот именно такие буквы, уже не столь строгие и словно бы скошенные, это… нет, судя по слишком уж склонившейся «к» – это даже не поздний устав, а полуустав, век этак четырнадцатый, пятнадцатый, самое его начало. Да, именно так и говорил Дирмунд, Дмитрий Анатольевич. Хороший, кстати, мужик, помнится, пили с ним бражку – олут… да так, что потом головы трещали, словно от удара тяжелой палицей или уж, по крайней мере, шестопером.
Что ж, если они… надо хотя бы вызнать, куда идем-то? Впрочем, это и так ясно – на Белоозеро. А вот кто напал? Кто преследует?
– Кого пасемся-то? – Егор повернул голову к проснувшемуся напарнику. – Волков, что ли?
– А что нам волков-от пастись? – поднявшись на ноги, потянулся Чугреев. – Он, волк-то, не дурак, понимает: нападать на четверых – себе дороже. Был бы из нас кто один – накинулись бы давно всей стаей, и сало б медвежье не помогло!
А вот это уж точно – не помогло бы. Одному в зимнем лесу – смерть быстрая и лютая. Волки! Потому- то Вожников давным-давно отбросил мысль просто кинуть своих более чем странных спутников да двинуть обратно одному. Ага, двинешь, как же! Быстро чьим-то завтраком станешь. Или обедом, ужином – тут уж без разницы. Тем более сейчас, когда вот оно как все обернулось… или – не обернулось еще? Проверить бы… Вот ежели еще в лесу какая-нибудь деревня встретится – без телевизионных антенн-тарелок, без электричества, вообще без современных вещей… Ладно, пускай не деревня, пусть – просто люди. Если они – по облику, по оружию, по повадкам тоже из Средневековья, тогда уж все ясно будет… Невероятно, но факт!
Егору, конечно же, очень не хотелось бы, чтоб так было, но… Вещи-то говорили сами за себя, и весьма красноречиво. В отличие от обычных людей, историческими реконструкциями не занимавшихся, Вожников это очень хорошо понимал. И если все так, то что теперь? Продолжать сомневаться, старательно обманывая самого себя? Зачем?
Чуть отойдя, Антип шумно помочился в снег и махнул рукой:
– Ладно, спи, Егорий, моя нынче череда сторожить – уж до утра.
– А эти? – Вожников кивнул на храпящих братьев. – Их-то когда череда придет? Или вся наша будет? Слушай, Антип, ты так и не сказал – кто они вообще такие-то?
Чугреев посмурнел:
– Про то нам с тобой знать не надобно, говорил ведь уже. Знай, что люди они непростые – того и хватит.
– Хм, непростые, – не унимался молодой человек. – Бояре, что ль?
– Бояре? – Антип замялся и махнул рукой. – Ну, считай, что так.
Подвинув лапник поближе к тающему костру, Вожников молча улегся спать. Вот и поговорили, блин. Ничего нового не узнал. Хитрые – чужого человека пасутся… тьфу ты – опасаются!
Утром встали и снова прошагали весь день, сделав лишь небольшой привал – слегка подкрепиться. Егор мало-помалу приноравливался к такому темпу, но все равно едва за своими спутниками поспевал, вернее – они его все время подгоняли. После полудня вышли на широкий зимник, через пару верст спускавшийся через болото к реке, судя по всему – Колпи или Лиди, никаких других в здешних местах – пусть и в Средневековье – не должно было быть.
Ох, скорей бы… скорей бы показалась деревня или какие-то люди, скажем, охотники…
Надо будет уговорить Борисовичей остановиться там на ночлег, а потом… А что потом? Уйти в леса одному – опасно и глупо. Да и не отпустят его, среагируют обязательно – Иван Борисыч из лука белку в глаз бьет, да и братец его, Данило, и тот же Антип не многим-то в меткости уступают.
Обе речки, и Лидь, и Колпь, Егор знал – хаживал на байдарках (и не один раз), когда еще был школьником, но с той поры больше не довелось, потому и насчет деревень-поселков молодой человек был не очень уверен, не зная в точности, где они располагались. Тем более, если они древние. Люди-то, конечно, тут и в Средние века жили… Только вот конкретно – где? Понятно, что где-то около реки, но…
Молодой человек посмотрел под ноги: если предположить, что эта вот речка Лидь, то там – вот здесь уже, должна быть железная дорога и станция – Заборье, а за ней – Тургошь. Но нету железки! И поездов что-то не слыхать. А ведь должны были дойти уже!
Господи… во попал-то! Господи-и-и-и…
Жуткая тоска навалилась на Егора, так, в тоске этой, он и уснул, хорошо хоть кошмары не снились.
С утра ярко сверкало солнышко, а вот в полдень повалил хлопьями снег, густой, совсем еще зимний. Мягко падал на плечи, словно издевался – вот вам весна! А подождите-ка до мая! Уж тогда, так и быть, может, и растаю, а до той поры – ни-ни, даже и не надейтесь.
Еще вчера с надеждой высматривающий признаки близкой цивилизации Вожников нынче заметно приуныл, даже шел тише, полностью погруженный в свои невеселые мысли, что немедленно вызвало реакцию беглецов:
– Эй, эй, Егорша! Притомился, что ль? Этак мы с тобой к Белеозеру до распутицы не успеем, будем тут, в лесах, лета ждать.
Белеозеро. Белоозеро, наверное, город такой, довольно большой и знаменитый – еще по «Повести временных лет». И что ему, Вожникову, там делать-то? А здесь? Мысль вдруг ожгла – колдунью, колдунью надо искать, может, обратно отправит. В Белоозере-то, чай, легче найти… да и вообще – город есть город.
Егор сплюнул в снег и прибавил шагу – просят же. Нет, во мужики закаленные – прут и прут, словно немецкие танки к Волге! Даже Антип, и тот оказался двужильным – а с виду не скажешь. Один он, Егор, тут за хлюпика, за маменькиного сынка – так, что ли, выходит?
А вот фиг вам!
Упрямо склонив голову, Вожников закусил губу и, поудобней перехватив палку, попер со всей возможной скоростью, да так, что и не заметил, как спутники его остались далеко позади, где-то за излучиной, так, что и не видать – снегопад же! Остановился, лишь когда услыхал крики:
