будет печататься в июле, без всякого перерыва, вторая часть «Западни».
Золя выигрывал от этой комбинации тысячу франков, которые дополнительно платила «Ла репюблик де Леттр». Он был удовлетворен: «Я принял предложение, потому что тысяча франков не валяется на улице. Прибавьте к этому, что в Париже появится еще одна реклама моему роману. Я очень доволен»
Продолжение «Западни» появилось в «Ла репюблик де Леттр» 9 июля 1876 года. В январе 1877 года закончилось печатание романа частями, а 26 февраля Жорж Шарпантье выпустил в свет отдельное издание, которое ожидалось с большим нетерпением.
Успех превзошел все ожидания. Золя мечтал о скромных двух тиражах, а «Западня» за короткий срок выдержала более сорока изданий. Только друг Поля Алексиса — Тони Ревийон оказался дальновиднее других и произнес фразу, которая с тех пор кочует по книгам, посвященным автору «Ругон-Маккаров»: «Скажите Золя, что он может быть спокоен. Книгу будут покупать, как пирожки».
Критика проявила интерес к «Западне» еще во время ее публикации в «Ла репюблик де Леттр». В сентябре 1876 года влиятельная «Фигаро» напечатала ругательную статью Альбера Милло, в октябре в той же газете выступил Филипп Жиль. Оба критика разносили «Западню» за грубость, обвиняли автора в «нечистоплотности», «непристойностях», «порнографии». Эдмон Шерер в «Тан» утверждал, что Золя с таким же удовольствием вдыхает запахи нечистот, как Людовик XIV в свое время любил аромат комфорта. Но обычные обвинения Золя в реализме, неразборчивости, грубости на этот раз приобретали политическую окраску. Легитимист Арман Понмартен в «Ла газетт де Франс» писал:
«Когда мне говорят, что республика 4 сентября законна, что всеобщее избирательное право принесло существенную пользу нашим учреждениям, что владыкой нашим стал закон и что хороший гражданин должен уважать законы, я не без грусти отвечаю: я буду стараться привыкнуть ко всему этому, но «Западня»! Но Золя! Но романы г-на Золя! Еще и еще раз нет! Политический 93-й год меня мог бы гильотинировать, но литературный 93-й год никогда не заставит меня говорить, что непристойность — это красота, что зловонье — это бальзам… что скандал — это слава и что цинизм — это гений».
Против Золя выступили Поль де Сен-Виктор и многие другие известные писатели и критики. Вот уж действительно каждое утро злосчастному автору «Западни» приходилось проглатывать по газетной жабе. Все это можно было бы легко пережить: желудок Золя с давних пор привык к грязной кухне газетных стряпух, если бы не некоторые республиканцы, известные своей честностью и последовательностью. Они упрекали Золя в клевете на народ, на рабочий класс, изображенный, по их мнению, сбродом отвратительных пьяниц и лентяев. Газета «Ла пти Насьональ» выражала удивление, что «упадок рабочей семьи Золя объясняет нездоровой средой рабочих». Известный республиканец Ранк, участник Коммуны, вынужденный эмигрировать в Бельгию, писал: «Да, г-н Золя — буржуа, буржуа в плохом смысле этого слова». По Парижу ходили слухи, что метр литературы, прославленный Виктор Гюго отозвался о «Западне» крайне неодобрительно. Он назвал книгу плохой, удивлялся, как можно просто так, ради забавы выставлять напоказ рубища и язвы несчастных бедняков. Позднее это мнение В. Гюго подтвердил Альфред Барбу. Неодобрительно отозвались о «Западне» ближайшие соратники Золя — Тургенев и Флобер. Правда, они не выступили со своими замечаниями публично, но в разговорах с друзьями и в письмах критически отнеслись к многострадальному детищу Золя. Флобер писал в декабре 1876 года Тургеневу: «Я, как и вы, прочел недавно несколько отрывков из «Западни». Они мне не понравились. Золя становится вычурным в обратном смысле этого слова». Через некоторое время Флобер, однако, подобрел и признался в письме к Роже де Женетт, что «рядом с худосочным романом Эд. Гонкура «Девка Элиза» «Западня» настоящий шедевр».
Как ни приятно было видеть все новые и новые издания «Западни», Золя с грустью встречал некоторые критические отзывы, особенно когда они исходили от близких ему людей, мнением которых он дорожил. Он отвечал как мог своим оппонентам. Первым таким ответом явилось его предисловие к роману, в котором он объяснял замысел произведения, причины, побудившие его рассказать о жизни простого народа:
«Западня», несомненно, самая нравственная из моих книг… Это произведение — сама правда, это первый роман о народе, в котором нет лжи и от которого пахнет народом. Из него не следует, однако, заключать, что весь народ плох: ведь мои персонажи вовсе не плохие люди, они только невежественны, искалечены тяжелым трудом и нищетой — средой, в которой живут».
Несколько позднее Золя напечатал в «Бьен пюблик» открытое письмо по поводу «Западни» (18/11 1877 г.). Адресовано оно было главным образом критикам «слева», республиканцам, которые обвиняли его в неправильном изображении рабочего класса, ремесленников.
Пока критики и карикатуристы изощрялись в нападках на «Западню», пришла еще одна неожиданная неприятность. Золя обвинили в плагиате. В газете «Телеграф» на самом видном месте, на первой странице, жирным шрифтом была набрана заметка о якобы совершенном Золя литературном воровстве. Ему вменялось в вину, что он использовал некоторые детали из книги Дени Пуло «Социальный вопрос». Обвинение было нелепо, ибо и раньше Золя обращался к книжным источникам при собирании материалов для своих романов. Это был метод его работы, который он и не думал скрывать. В научном труде требуется указание на источник, в романах это не принято. Только и всего. Однако такова уж была судьба «Западни». Подогретые скандальным успехом романа, профессиональные газетчики искали лишь повод, чтобы поразить читателя какой-либо сенсацией.
Французский историк Александр Зеваэс справедливо отмечал в монографии о Золя, что писатель задумал свой роман задолго до выхода книги Пуло, что наряду с ней он использовал и другие книжные источники, в частности «Словарь» Алфреда Дельво, из которого он почерпнул само название романа. Но и Дельво, в свою очередь, был не оригинален. Французское слово «L’assommoir», переводимое на русский язык как «Западня», приобрело в устах ремесленников Парижа новое значение. Им окрестили второразрядные кабачки, которые для рабочего человека были воистину коварной, зловещей западней. Зеваэс приводит куплеты известного рабочего шансонье Шарля Кольманса, распевавшего их в пору империи. Они были популярны в Париже задолго до появления книги Дельво и звучали примерно так:
Обвинение Золя в плагиате, впрочем, кончилось ничем. Золя ответил «Телеграфу» быстро и с достоинством. Письмо это представляет интерес, и вот его полный текст:
«Это правда, что я взял в «Sublim» («Возвышенное») некоторые сведения. Но вы забыли сказать, что «Le Sublim» не является произведением вымысла, романом; это книга документов, в которой автор цитирует услышанные слова и действительные факты. Он заимствует некоторые вещи сам, и это есть заимствование у действительности. Так как представился случай, я буду не менее счастлив поблагодарить автора публично за жаргонные слова, которыми его труд снабдил меня, имена, которые я смог там выбрать, и факты, которые я позволил себе взять. Книги о рабочих так редки. Книга г-на Пуло — наиболее интересная из них, потому-то я ею и воспользовался. Многие из моих собратьев читали ее с пользой, на что человек обычно не жалуется. Впрочем, обвиняя меня в плагиате, вы могли начать ваши искания издалека. Я укажу вам другие источники. Я черпал материалы также в трудах г-на Жюля Симона и г-на Леруа-Болье. До сих пор меня обвиняли во лжи, которую я допустил в «Западне», теперь меня хотят поразить громом, потому что заметили, как я опираюсь на очень серьезные документы. Все мои романы написаны этим методом; я окружаю себя библиотекой, горой заметок, прежде чем взяться за перо. Ищите плагиат в моих предшествующих работах, и вы сделаете великолепные открытия.
Я только удивляюсь, что авторы словарей арго, которые у меня под руками, еще не обвинили в воровстве.
Я удивляюсь особенно, что доктор В. Маньян не начал процесс против меня, потому что я заимствовал целые фразы из его прекрасной книги «Алкоголизм».
