Золя закончил работу над «Римом» в начале марта 1896 года и сразу же приступил к составлению подробного «Наброска» нового романа, значительно отличающегося от первоначального. В общих чертах эти изменения сводятся к более отчетливому представлению о государстве, господствующих классах, о связи политики с экономикой. Раньше Золя только констатировал факты, теперь он их хочет осмыслить. Вот какие выразительные и меткие слова запишет он в последнем «Наброске»: «Все, что творится в низах, среди нищеты, является преступлением, а то, что происходит в верхах, у богачей, называется политикой».
Золя давно сделал выбор. Он без всяких условий на стороне угнетенных и считает теперь своей главной задачей проповедь справедливости. Ему хорошо известна сила слова, и он не скрывает, что хотел бы, пусть в малой степени, своим творчеством способствовать рождению будущего. В серии «Три города» и особенно в серии «Четвероевангелие» это стремление к поучениям, несмотря на самые благие намерения автора, нанесет известный ущерб художественности. И все же нельзя не отдать дань уважения прославленному, всеми признанному стареющему писателю, который в конце жизни поставил нравственную сторону искусства вровень с эстетической. Был ли прав или не прав Золя, но он впервые в жизни почувствовал себя прежде всего гражданином, ответственным перед обществом, и только после этого поэтом, художником, для которого творчество является непрерывным самовыражением. Композиционная рыхлость и растянутость его последних романов, повторение ситуаций и образов, уже использованных в «Ругон-Маккарах», дидактизм, торопливость и небрежность в какой-то мере окупаются той публицистической страстностью, которую вкладывает Золя в каждый из своих последних романов. И как ни путанны его идеалы, как ни далеки от марксизма, они рождаются из окончательной убежденности, что буржуазия изжила себя, что требуется новый, справедливый общественный строй, способный избавить человечество от невыносимых страданий.
Вернувшись из Рима, Пьер лишь по привычке исполняет свои обязанности священника. Он еще убежден в том, что с помощью своего сана может приносить облегчение страждущим и обездоленным. В начале романа мы видим его в кварталах бедноты, где он вместе с аббатом Родом творит добрые дела. Но скоро Пьер разочаровывается в благотворительности, окончательно рвет с церковью и пытается найти надежные средства для решения социальных вопросов.
Золя вводит в свое произведение множество персонажей. Перед нами проходят финансовые дельцы, как будто похожие на тех, с которыми мы встречались в «Ругон-Маккарах». Но напрасно мы стали бы искать среди них Октава Муре или Аристида Саккара, которых автор осуждал и которыми вместе с тем любовался. В «Париже» Золя оставил для них только ненависть и осуждение. Мы видим в романе разложившихся буржуазных политиков, зависящих от финансовых тузов. Они попрали республику, государство, парламент во имя своих эгоистических интересов. Это «буржуазия, все захватившая в свои руки, разжиревшая и, главное, не желающая ничего отдать» («Набросок»). И какой вопиющий контраст составляет по сравнению с жизнью богачей жизнь бедняков, доведенных до отчаяния. Кто же придет им на помощь, где радикальное средство прекратить их страдания? Золя знакомит Пьера с представителями важнейших идейных течений времени. Он сталкивает его с учениками Фурье и Сен-Симона, с последователями Огюста Конта и Прудона, с республиканскими фанатиками, которых преследуют все режимы, в том числе и режим Третьей республики, с последователями социалиста Геда, с анархистами.
Пьер теряется в пестроте этих взглядов и мнений и не находит такого идейного направления, которое полностью соответствовало бы его понятиям о справедливости. Особенно много места в произведении уделено анархистам. Сюжет романа отчасти построен на неудавшемся покушении рабочего-механика Сальвы. В эту историю случайно вовлечен брат Пьера Гильом — видный химик, изобретший взрывчатое вещество страшной разрушительной силы. Сначала он думает отдать свое изобретение в руки французского правительства, которое сможет диктовать свою волю другим народам, но вовремя одумывается, так как видит низость и корысть мелких политических интриганов, вовсе не представляющих народ. Большое впечатление производит на него суд над Сальвой. Трусость и тупость буржуазии окончательно выводят его из себя. Гильом становится анархистом и ужасным взрывом, при котором должны погибнуть тысячи людей, хочет заставить задуматься все человечество. Только вмешательство Пьера предотвращает катастрофу. После долгих лет разлуки между братьями вновь вспыхивает дружба. Постепенно оба они приходят к мысли, что только наука и труд способны изменить мир. Страшное изобретение Гильома должно служить исключительно мирным целям. Вместе со своим сыном Гильом конструирует моторы, которые будут приводиться в движение замедленной реакцией взрывчатого вещества. По мнению Золя, каждый честный человек рано или поздно должен прийти к мысли о преобразовании общества эволюционным путем, с помощью науки и труда. Так возникает эта утопия, порог которой Золя не сумел или не успел перешагнуть. И не она заставляет нас напряженно следить за событиями романа, а та правда жизни, которая волновала и раньше при чтении «Ругон-Маккаров».
В серии «Три города», и особенно в «Париже», Золя впервые писал только о современности. Каждый узнавал в коллективисте Межа — Жюля Геда, в Сальва — анархиста Вайяна, в Бертеруа — ученого Бартело, в Монферране — министра финансов Рувье. Многие события романа действительно происходили во Франции последних лет. Этот прием позволял Золя говорить с читателем о жгучих проблемах современности, опираясь на общеизвестные факты, делать читателя как бы соучастником всего происходящего в романе.
Во время работы над «Римом», а затем над «Парижем» Золя находит время еще и для того, чтобы выступать в газете «Фигаро» с публицистическими статьями, объединенными позднее в сборнике «Новый поход». Начало этой кампании положила статья «Оппортунизм Льва XIII», напечатанная в «Фигаро» 1 декабря 1895 года. Золя, изучивший политику Ватикана во время работы над «Римом», очень тонко прослеживает политические интриги папы, который пытается приспособить католическую церковь к современным требованиям. За этой статьей последовала «Добродетель и республика», в которой Золя защищает республиканский режим от наскоков реакции. В статье «Письмо к юным» и «Одинокий» Золя проявляет озабоченность судьбами молодого поколения, поддавшегося влиянию мистиков и декадентов. Одна статья называлась «В защиту евреев». Она была вызвана антисемитской кампанией, развязанной монархистами и правыми республиканцами. Статья «О живописи» посвящена последнему «Салону». Золя с горечью констатирует тот факт, что импрессионизм, который он защищал в молодости, вырождается в лишенное смысла искусство. Статьи Золя в «Новом походе» отличают публицистическая острота, глубокий интерес к проблемам современной жизни. Никогда еще раньше Золя не интересовался так политикой и ее результатами, как в эти последние годы истекавшего века. Может быть, именно потому история дела Дрейфуса, которая поначалу почти не задела Золя, все больше и больше начинает привлекать его внимание.
Глава тридцать четвертая
Золя сам называет время, когда серьезно заинтересовался «делом», — ноябрь 1897 года.
Хотя прошло уже три года, как Дрейфус был осужден, шум, поднятый вокруг него, не утихал. Сначала об этом позаботилась реакция, и прежде всего газета «Либр пароль», возникшая в апреле 1892 года и руководимая Эдуардом Дрюмоном. «Либр пароль» первая заявила о государственной измене и, воспользовавшись случаем, начала раздувать шовинистическую и антисемитскую кампанию. Но вот все чаще стали раздаваться другие голоса, выражавшие сомнения в виновности Дрейфуса. Объективным наблюдателям и раньше казалось, что в этом «деле» не все уж так чисто. Дрейфуса судили 22 декабря, а в январе 1895 года, слушая рассказ художника Эжена Карьера о церемонии разжалования, Эдмон Гонкур сказал: «Не убежден в измене этого несчастного… В подобных обстоятельствах действительно очень трудно определить, судя только по поведению обвиняемого, виновен он или не виновен».
В самом генеральном штабе нашлись люди, которые понимали, что данные обвинения весьма шатки. В руководстве французской разведки за это время произошли перемены. На место некоего Сандгерра, ее возглавлявшего, пришел майор Пикар. И раньше в военном министерстве он слышал, что главная улика, решившая судьбу Дрейфуса, не обнародована и находится под замком. Теперь Пикар мог вскрыть секретное
