— Ну а сейчас я расскажу, как ваши дети занимались первые три четверти.
Учительница взяла в руки журнал. Я вспомнила, что она учит детей находить хорошее даже в самых плохих обстоятельствах, и посмотрела на нее внимательней.
— В общей массе неплохо, — сказала она и захлопнула журнал успеваемости.
«Наверное, Маша имела в виду учительницу физкультуры», — подумала я и твердо решила на следующий год перевести дочь в British School.
Перед собранием я переставила телефон на виброзвонок. И вот он уютно зашевелился у меня в кармане.
Номер был незнакомый.
Учительница диктовала список стихов, которые надо было выучить за каникулы.
— Алле, — ответила я приглушенно. И записала: «Бородино».
Странно, по-моему, раньше мы учили его в четвертом классе.
Я узнала голос своего бывшего директора.
— Не отвлекаю? — спросил Сергей.
— Нет.
Я почему— то еще раз написала: «Бородино».
— Меня попросили позвонить вам с предложением от компании…
— Я слушаю.
Я сказала это слишком громко. Учительница посмотрела на меня поверх очков и отчетливо повторила: «У лукоморья дуб зеленый…»
— Вам удобно по телефону?
Я благодарно улыбнулась учительнице и склонилась над листочком.
— Ну хорошо. — Сергей, как обычно, говорил очень быстро. — Мы готовы купить бренд вашей компании. Мы считаем, что нам выгодней взять успешное и раскрученное имя, чем создавать что-то заново. Мы предлагаем за вашу пахту сто тысяч.
— Триста, — сказала я, стараясь не шевелить губами, потому что учительница смотрела на меня.
«Бородино», — написала я в третий раз, и мамаша, сидевшая за партой рядом со мной, покосилась на меня с подозрением.
— Мне кажется, детали лучше обсудить при вашей встрече с руководством. Я должен был получить ваше принципиальное согласие. — Интересно, почему они поручили звонок Сергею? Он сказал, что знает меня и имеет на меня влияние? Наверняка что-нибудь в этом роде.
Я подняла руку и чуть не выпалила: «Можно выйти?»
В школьных классах я всегда чувствовала себя маленькой девочкой.
Извинившись улыбкой, я закрыла за собой дверь.
Маша играла с подружками в школьном дворе.
Я подхватила ее на руки и стала кружить. Она весело хохотала.
— Маша, — сказала я, отдышавшись, — твой Дед Мороз не наврал. У нас все просто замечательно. Мы ничего не продаем. Мы все только покупаем!
Она скакала на одной ножке, а я улыбалась ей, и солнцу, и жизни. Вот, оказывается, что означает выражение «дышать полной грудью». Хотя в современном мире это должно звучать по-другому: «Она была так счастлива, что даже имплантант № 4 научился дышать».
Весна капала на голову с крыш домов, обновленные витрины магазинов зазывали сменить гардероб.
Я, Катя и Лена, посадив Алекс за руль, отправились за весенне-летней коллекцией.
В магазинах был ажиотаж.
Все ходовые размеры Bluemarin в «Италмоде» разобрали еще в конце февраля. Лена, заискивающе глядя в глаза продавцам, умоляла принести ей что-нибудь из подсобки. Все самое лучшее продавцы оставляли для «своих» клиентов.
Я схватила несколько цветастых сарафанов и поглядывала в сторону джинсов.
Катя мерила курточку от Валентина
Я не шла в примерочную, потому что надеялась, что куртка Кате не подойдет, и тогда мне надо будет успеть взять ее первой.
— По-моему, ничего? — спросила Катя, вертясь перед зеркалом.
— Да, — довольно прохладно ответила я. Зато честно.
— Возьму, — решила Катя.
Свои покупки мы с Леной оформили на Катину дисконтную карту — двадцатипятипроцентную. Спасибо хозяйке «Италмоды». Катя говорила, что если бывают нежные акулы, то это как раз она.
Потом мы поехали в торговый дом «Москва».
Лена мерила уже десятую пару туфель от Chanel, а мы с Катей изучали сумки.
— Мы заколочки новые получили, — предложила продавщица, — и косметику из «Круиз-коллекции». Очень интересная.
Катя примеряла очки с темными стеклами и повернулась ко мне.
— Ничего, — одобрила я. Мне такие обычно не шли.
— Представляешь, у его сперматозоидов подвижность — ноль.
Катя, не снимая очков, ходила между полок с сумками.
— Что это значит? — не поняла я.
— Это значит, что он не может иметь детей. Я ахнула.
Катя приложила палец к губам, и я поняла, что Лена этого не знает.
— Что же делать? — Я взяла с полки черную стеганую сумку скорее для конспирации.
— Если у нас не будет детей, он меня бросит, — горько сказала Катя и сняла очки. — Опять.
— Подойдут к моему Dolce&Gabbana? — Лена вышла в изящных босоножках в горошек на высоком каблуке. «Лагерфельд сошел с ума», — назвала я эту модель про себя.
— Милые. — Катя вежливо улыбнулась.
— Если честно, вон те лучше. — Я показала на черные с длинными ремешками туфли.
— А лечиться можно? — спросила я, когда Лена отошла.
— Можно. Всю жизнь. — Катя вздохнула. — Я возьму вот эту сумку. — Она протянула ее продавщице. Та довольно кивнула.
— И что ты будешь делать?
Я устремилась в другой конец зала, увидев шлепанцы из летней «Круиз-коллекции».
— Рожать, — ответила Катя, когда я вернулась.
— Как?
— Существует донорский банк спермы. Я уже договорилась. Он об этом никогда не узнает.
Я задумчиво кивнула: мол, «никогда».
— Gucci будем смотреть? — весело спросила Лена.
— Все что угодно, только не Gucci, — ответила Катя, и я с ней согласилась.
Потратив двенадцать тысяч на троих, мы заехали пообедать в «Виллу».
Я смотрела на Катю и думала, что должна сказать ей какие-то слова. Но не знала какие. Ей не так просто было принять это решение. Ради семьи. Ради себя. Ради него. Я пыталась поставить себя на его место. Что лучше? Никогда не иметь детей или иметь, никогда не узнав, что ребенок не твой? И что значит «не твой»? Если ты воспитал его и он вырос вместе с тобой? Если готов отдать за него все, что у тебя есть? А значит, все, ради чего жил?
Интересно, могла бы я поступить так, как Катя?…
Чтобы это понять, надо влюбиться в кого-нибудь, у кого не может быть детей. Надеюсь, со мной этого не произойдет. По крайней мере, раньше все было скорее наоборот.
Я рассказала девочкам про Светлану.
— Я познакомила ее с родителями Сержа, — вздохнула я.
— Зачем тебе это надо? — удивилась Лена.
Мы заказали равиоли. Официанты в этом ресторане ходили в одежде от Армани. Это хоть как-то оправдывало цены.
