В кварталах дальних и печальных

ты про такие пустяки,
но наконец ты понимаешь,
что все на свете мудаки.

И остается расплатиться
и выйти заживо во тьму.
Поет магнитофон таксиста
плохую песню про тюрьму.

1997

«Я вышел из кино, а снег уже лежит…»

Я вышел из кино, а снег уже лежит,
и бородач стоит с фанерною лопатой,
и розовый трамвай по воздуху бежит —
четырнадцатый, нет, пятый, двадцать пятый.

Однако целый мир переменился вдруг,
а я все тот же я, куда же мне податься,
я перенаберу все номера подруг,
а там давно живут другие, матерятся.

Всему виною снег, засыпавший цветы.
До дома добреду, побряцаю ключами,
по комнатам пройду — прохладны и пусты.
Зайду на кухню, оп, два ангела за чаем.

1997

«Прекрасен мир и жизнь мила…»

Прекрасен мир и жизнь мила,
когда б еще водились деньги
— капуста, говоря на сленге
и зелень на окне цвела.
В Свердловске тоже можно жить:
гулять с женой в Зеленой роще.
И право, друг мой, быть бы проще
пойти в милицию служить.

1997

«Под красивым красным флагом…»

Под красивым красным флагом
голубым июньским днём
мы идём солдатским шагом,
мальчик-девочка идём.
Мы идём. Повсюду лето.
Жизнь прекрасна. Смерти нет.
Пионер-герой с портрета
смотрит пристально вослед.
Безо всякой, впрочем, веры,
словно думая о нас:
это разве пионеры…
подведут неровен час…
Знать, слаба шеренга наша,
плохо, значит, мы идём.
Подведём, дражайший Паша,
право, Павел, подведём!

1997

«Над головой облака Петербурга…»

О. Дозморову

Над головой облака Петербурга
Вот эта улица, вот этот дом.
В пачке осталось четыре окурка —
видишь, мой друг, я большой эконом.

Что ж, закурю, подсчитаю устало: