запрыгивает в такси и скрывается из виду.
К этому времени все рестораны в районе уже закрыты. Есть «Мезон Тома», круглосуточный гастроном, но там идет ремонт. Остается единственный обшарпанный магазинчик. Там Уинстон покупает чипсы, шоколадку, банку «Мекка-Колы» и съедает все это у своего дома, поглядывая на часы, совершенно удрученный тем, что судьба свела его с Ричем Снайдером.
В три часа утра Снайдер неторопливо подходит к дому.
— О боже, ты почему на улице?
— Ключи же у вас, — отвечает Уинстон.
— А твои где?
— У вас.
— Да, по-дурацки вышло. — Снайдер открывает дверь. — На кровать лягу я, у меня спина болит. — И плюхается на матрас по диагонали. — Ты же без проблем и на кресле поспишь, да?
— Сомневаюсь.
Но Снайдер уже храпит. Уинстон с огромным удовольствием вышвырнул бы его. Но ему крайне необходимо руководство человека, разбирающегося в журналистике. Он с неприязнью рассматривает Снайдера, развалившегося на его кровати. Наверное, так и должен себя вести настоящий репортер. Уинстон устраивается в кресле.
В девять его расталкивает Снайдер.
— Что у нас на завтрак, дружище? — Он открывает холодильник. — Кто-то должен сходить в магазин. Чувак, у нас минут тридцать.
— До чего?
— Пойдем на улицу. Я понимаю, звучит глупо, но такова наша работа.
— Простите, я вас не понимаю.
— Переводить, я разрешу тебе попереводить для меня. Я же тебе говорил, я отказываюсь говорить на чужих языках, чтобы не утратить объективность.
— Но мне над своими статьями работать надо.
— Типа?
— Я подумывал написать об американской мирной инициативе — я слышал, что Аббас и Ольмерт собираются проводить регулярные встречи.
Снайдер улыбается.
— Не пиши о дипломатии. Пиши о простых людях. Пестрое полотно человеческого опыта — вот откуда я черпаю информацию.
— Это шутка?
— В каком смысле?
— Или, может, об Иране и ядерном оружии.
— Писать о Тегеране из Каира? Ох. Слушай, чувак, расскажу тебе кое-что. Когда я писал репортажи из Боснии, я прочухал, что в Сребренице творится какая-то херня. Не сказав никому ни слова, я прыгнул в свою «ладу» и поехал. По пути я наткнулся на одну активисточку. И она такая: «Ты куда, Снайдер?», а я, типа: «Поразвлечься».
— Не понимаю.
— Если бы я ей хоть слово сказал, Сребреницу наводнили бы активисты, репортеры и прочий сброд. И что было бы? А так я приехал на эту бойню на день раньше всех. С того самого дня за мной стали бегать «Нью-Йорк таймс», хотели взять меня корреспондентом. А потом какой-то редактор, большая шишка, говорит, что я не вписался бы в их атмосферу. А я такой: «Да я бы все равно к вам не пошел».
— Наверное, это было нелегко.
— То, что я упустил работу в «Таймс»?
— Делать репортаж с такой бойни.
— А, это-то да.
— Но, — неуверенно говорит Уинстон, — насколько я припоминаю, про Сребреницу первым написал кто-то другой.
Снайдер открывает и закрывает телефон, чтобы убедиться, что никому не звонит.
— Я не любитель поливать людей грязью. Но,
Уинстон не совсем понимает, какое это все имеет отношение к Ирану с его ядерным оружием, но ему кажется разумным сменить тему.
— Но все же, — говорит он, — мне надо написать статью. Я хотел бы, чтобы мою кандидатуру рассмотрели.
— Рассмотрели? Да ты получишь работу. Я всецело в тебя верю.
— Спасибо. Но я еще ничего не написал, хотя я тут уже две недели.
— Расслабься. Получай удовольствие от процесса. Послушай, я сделаю тебя своим соавтором. Точно говорю. Какое мне дело, чьим еще именем подпишут статью? Я их сколько уже напечатал? Тысяч десять? — Снайдер смотрит на Уинстона, ожидая увидеть на его лице священный трепет. — Давай, станешь моим соавтором.
— Статья будет подписана вашим именем и моим?
— Если тебе это поможет, брателло!
Уинстон поспешно принимает душ, надевает костюм с галстуком. Снайдер уже у двери, в псевдовоенном прикиде, под мышкой у него ноутбук.
— Это мой? — интересуется Уинстон.
— Тот, что стоял на столе, — отвечает Снайдер. — Поехали, брателло!
— А зачем вы взяли мой компьютер?
— Увидишь. — Он выходит из дома и ведет Уинстона по улице Двадцать шестого июля, потом вдруг показывает на идущего им навстречу бизнесмена.
— Займись вон тем чуваком.
— Что значит «займись»?
— Запиши, что он скажет. Это же человек с улицы. А я возьму кофе.
— О чем мне его спрашивать?
Но Снайдер уже скрылся в кафе «Саймондс».
Уинстон встает на пути у бизнесмена. Тот набирает скорость и проносится мимо него. Уинстон высматривает других жертв. Но когда к нему кто-то приближается, он трусит. Он осторожно просачивается в кафе. Снайдер сидит на высоком стуле, раскрыв ноутбук Уинстона, и опрашивает местных на английском языке, поедая с блюда маленькие булочки. Печатает он двумя липкими указательными пальцами.
— Ну? — спрашивает он, глотая. — Тот бизнесмен сказал что-нибудь интересное?
— Вы не против, если я возьму кофе?
— Времени нет. — Он резко закрывает ноутбук. — Я собираюсь на рынок Хан-эль-Халили и настоятельно рекомендую тебе пойти со мной.
— Я со вчерашнего дня ничего не ел, можно мне хотя бы перекусить, прежде чем мы туда отправимся?
— Возьми вот. — Он придвигает Уинстону тарелку с кусочком маленького круассана, на котором остались мокрые следы от его зубов.
Пока они усаживаются в такси, из кафе выходит высокий худой мужчина — он явно наблюдает за ними. Он садится в черный «седан» и трогается с места. Уинстон оглядывается: «седан» едет за ними. Когда они приезжают на рынок, преследователя уже не видно.
Снайдер указывает на снующих туда-сюда людей.
— Займись вон той девицей.
— Какой девицей?
— В таком покрывале.
— Вы хотите сказать — в парандже?
— Займись ей, дружище. Нам нужно записать, что скажут люди с улицы.
