Путешествие в никуда истощало нас морально и физически. Поэт сказал про таких как мы — “странники, бредущие в печали и грусти”. Рано или поздно наше внутреннее напряжение должно было вылиться в ссору.
На Омицу было больно смотреть — прежняя улыбчивая девушка из кафе “Бёдокэн” полностью исчезла, она стала совсем другой. Я с горечью сознавал, что это именно я лишил несчастную девушку привычных радостей — новых нарядов, лакомств и деликатесов, походов в театр и кино. Она могла иметь все, что пожелает, но от всего отказалась ради меня! И вот настал переломный момент, мы привычно брели вдоль берега реки Сано, когда я набрался мужества и сказал ей:
— Послушай, Омицу, тебе пора возвращаться в родительский дом… А мне… Мне надо побыть одному и многое обдумать…
— Я скорее покончу с собой, чем возвращусь под родительский кров в одиночестве! — воскликнула девушка, и холодный ноябрьский ветер подхватил звуки ее голоса…
Сейчас я вряд ли вспомню дословно, что она сказала, но смысл ее ответа был именно таким. Девушка разразилась слезами, а я стоял, смотрел на нее и постепенно впадал в ярость! Я твердо решил завтра же порвать с нею. Был поздний вечер, и нам пришлось взобраться по поросшему зеленью склону холма и устроиться на ночлег прямо среди деревьев.
Холод разбудил меня на рассвете, я поднялся, огляделся, но девушки нигде не было видно! Она словно растаяла в воздухе, и только ветер покачивал голые ветки ей вслед. Я почувствовал себя как герой старинной легенды, чье сердце захолонуло и превратилось в кусок льда.
До чего же странное существо человек — еще вчера я сам решил порвать с ней, а сейчас испытывал сложные чувства — горечь и жалость к самому себе смешивались с гневом. Я был зол, что Омицу сбежала и бросила меня в одиночестве…
Но усилием воли я взял себя в руки и отправился на поиски. Я охотился за ней подобно дикому зверю, искал хоть малейший след, хоть какую-то зацепку, но все тщетно. Обессиленный, я опустился на большой валун рядом с дорожкой, которая вела к скромной гробнице местного святого, и совсем сник.
Девушка возникла передо мной подобно видению, она быстро шагала по узкой тропке, петлявшей среди цветущих полей, подходила все ближе…
Это действительно была она!
— Где тебя черт носит? — Я хотел прикрикнуть на строптивицу, но вся моя ярость непостижимым образом улетучилась.
— Мне удалось раздобыть рисовых шариков… — тихо объяснила Омицу и осторожно развернула небольшой сверток из бамбуковых листьев.
Действительно, там лежали четыре рисовых шарика. Мне показалось удивительным, что незнакомые люди были настолько добры к моей спутнице и даже угостили ее рисовыми шариками.
Но скоро выяснилось, что девушка выменяла еду на изысканное украшение — брошку из слоновой кости, которой она закалывала пояс кимоно, Я поглощал свою долю угощения с тяжелым сердцем — так не могло продолжаться дальше!
— Я не могу больше видеть тебя такой! — закричал я и стал уговаривать девушку: — Я всегда следовал кодексу истинного якудза, поэтому мне надо вернуться, закончить кое-какие дела, а потом я смогу приехать и жениться на тебе. Обещаю! Тебе придется вернуться домой только на это время… — Она залилась горючими слезами, но в конечном итоге все же согласилась уехать домой.
Вместе мы добрались до Койвы, дальше я продолжал путь в одиночестве. Добрался до Фунабаси, отыскал небольшой ресторан, в котором меня еще помнили, и попросил повара одолжить мне кухонный нож.
— Давненько не видались, Эйдзи, — кивнул мне знакомый повар, лоб которого был привычно перехвачен хлопковым полотенцем. — Зачем тебе понадобился нож?
— Не переживай, я воспользуюсь им прямо здесь и верну тебе лично в руки!
Должно быть, мои слова прозвучали убедительно, и повар без промедления одолжил мне нож. У меня была припасена прочная веревка, пришло время ею воспользоваться. Я зажал один конец зубами, а другим перевязал основание среднего пальца и затянул как можно туже. Замахнулся ножом и отрубил самую верхнюю фалангу пальца. Повар стоял тут же и ошарашенно таращился на меня — но в тот момент мне было слишком больно, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Я отрезал кусок от чистого края хлопчатой набедренной повязки, перевязал тряпицей кровоточащий палец, попросил повара принести листок писчей бумаги, обернул в него отрубленный кончик пальца и забрал его с собой.
Я не был до конца уверен, что покаянной речи и отрубленного пальца окажется достаточно, чтобы клан простил меня и принял обратно, но не видел никакого другого выхода, поэтому отправился на встречу с господином Макута, мучаясь сомнениями, думая: “Черт его знает, как все обернется”.
Я нажал на звонок у двери господина Макута, и ко мне вышла девушка-служанка в сопровождении молоденького паренька. Я представился, сказал, что хочу принести свои извинения, и отдал служанке отрезанную фалангу пальца, которая была все так же завернута в листок бумаги.
— Подождите здесь минуточку, — попросила девушка и скрылась в глубине дома. Я не знал наверняка, у себя господин Макута или отсутствует, но даже мне, на крыльце дома, было слышно, как девушка разговаривает с кем-то во внутренних комнатах. Руки у меня дрожали, а кимоно насквозь промокло от липкого, мерзкого пота. Боль в пальце накатывала тяжелыми волнами. Черт знает что со мной тогда творилось.
Через какое-то время вновь появился тот же молодой паренек и сообщил:
— Босс говорит, ваши извинения приняты, он все понимает, — его голос звучал куда мягче и любезнее, чем можно было ожидать. — Могли бы вы оказать ему еще одну любезность и удалиться?
— Да, разумеется. Скажите боссу, я очень признателен… — ответил я, отвесил вежливый поклон и пошел прочь…
Все произошло так быстро и просто, что облегчение, которое я испытывал, было окрашено легким оттенком разочарования. Затем я направился прямиком в Асакусу и по пути размышлял — почему из-за моего проступка не поднялась обычная в таких случаях шумиха, и скоро догадался, что мой босс из клана Дэвая принес извинения за мое недостойное поведение.
По счастью, босс был в городе и снизошел до разговора со мной:
— Запомни, впредь держи себя в руках и веди себя достойно, как подобает серьезному человеку! — Вот и все, что он сказал. Больше мы никогда не возвращались к этому случаю.
Потом у меня состоялся разговор с господином Окадой, он подтвердил, что его заместитель Макута не держит на меня зла. Помнится, он сказал мне:
— А ты парень с характером, так?
Я кивнул. Господин Окада заметил, как я пытаюсь скрыть боль, которая меня терзает, и держусь из последних сил, он был настолько любезен, что посоветовал мне именитого хирурга из госпиталя Ёсивара и даже написал ему записку.
Безусловно, за все эти годы я больше ни разу не видел Омицу. Я слишком хорошо знал, что произойдет, если мы встретимся снова, — женские слезы — вот единственное, чего я не в силах перенести. Люди болтали, будто бы она прожила в родном доме недолго и уехала, но, даже если она отправилась искать меня в Асакусу, мы так и не встретились — вскоре после этих событий меня снова осудили и отправили отбывать срок в тюрьму Маэбаси…
ЧАСТЬ III
